Дилип. Он помнит англичанку, которая останавливалась в том доме.
Пайк. Он… он помнит!… Но вы уверены, что это та…
Дилип. О да, он сказал, что помнит, как с мисс Крю писали портрет.
Пайк (восстанавливается после паузы). Я должен с ним поговорить.
Дилип. Конечно, после ужина мы…
Пайк. После ужина? Он может умереть, пока я ем! Где он? Пригласите его поужинать с нами.
Дилип. О, это невозможно.
Пайк. Почему?
Дилип. Ему это не понравится. Кроме того, у него нет пиджака.
Пайк. Мы отвлекаемся от главного.
Дилип. И потом, он сейчас на службе.
Пайк. Что? Он здесь работает?
Дилип. Именно. Он здесь работает. Заведует гардеробом.
Пайк. Но это прекрасно. Покажите мне, как пройти.
Дилип. Элдон, позвольте я вас наставлю. Мы не будет бросаться на турникет туалета. (Он указывает на ленты на груди Пайка.) Вот эта лента за службу с тридцать девятого по сорок пятый. А это, кажется, Бирманская звезда . Он – безногий. У него нет сыновей. У него три дочери, и, чтобы выдать третью замуж, он заложил свою армейскую пенсию и нашел работу – чистить туалеты. Завтра будет время, будет покой, будет… почтение… Мы выпьем вместе чашку чая на майдане и поговорим о былых временах. Поверьте мне.
Пайк. Почтение… Если он умрет, я вас убью.
Дилип (смеется). Он не умрет. Пойдемте посмотрим, готов ли наш стол. Какой ужас! Из-за этой сутолоки я не заказал вам аперитив.
Пайк. Как его зовут, Дилип?
Дилип. Мистер Рам Сунил Сингх, вторая рота шестого полка раджпутанских стрелков.
Пайк. Он должен быть совсем ветхим.
Опять вкрадывается граммофонная музыка. Флора одна выходит на веранду.
Дилип. Нет, вовсе нет. Он был мальчишкой. Однажды мемсахиб нездоровилось, и Рам Сунил Сингх вращал у нее пунку, чтобы охладить воздух. Мистер Нирад Дас дал ему две анны. Такие вещи не забываются. (Поднимается, чтобы уйти.) Я на секунду. Должен сказать, я голоден как волк. (Уходит.)
Флора. «Мой ухажер – вероятно, мне следует называть его так, хотя, клянусь, я ничего не сделала, чтобы его поощрить, – приехал за мной в открытом „даймлере", который собрал толпу… Так мы и покатили (люди практически опадали с крыльев нашего автомобиля), будто бы выехали с Боу-стрит . Как странно, это было десять лет назад, почти день в день».
Пайк. Точнее, девять. Смотри «Женщина, которая писала о том, что знала», Э. К. Пайк, «Современное литературное обозрение», весна тысяча девятьсот семьдесят девятого.
Флора. «Все в Клубе были очень приветливы, из кожи вон лезли, чтобы сказать, что они не слишком увлекаются поэзией, но и против ничего не имеют, так что, мол, пожалуйста. На ужин был суп, вареная рыба, бараньи котлеты, бисквиты с вишнями и сардинки. И я в толк не возьму, милая, как нам все это сходит с рук. Некоторым из них я не доверила бы заправлять даже имперскими конюшнями. Но все это скоро кончится. Официально. Я слышала из первых уст…»
Резидент и англичанка танцуя появляются на сцене. Оба в радостном настроении.
Резидент (в танце). Пункт первый: остаться здесь – это наш нравственный долг, и, пункт второй, мы от него уклонимся.
Резидент и англичанка удаляются, кружась в танце.
Флора. «Я думала, Клуб будет похож на доходный дом где-нибудь в бойкой части Рейгейта, но вовсе нет… он огромный, белый, с колоннами, точно как тот дом, который, наверное, на твоей памяти первый… дом бедной мамы, который стал нашим на полгода и больше уж никогда. Я так и не возвращалась в Мэйбрук. Может быть, нам нужно совершить туда паломничество».
Пайк. Семья Крю встретила сэра Джорджа Дью-Ловетта из ланкаширского Мэйбрук-Холла в августе тысяча девятьсот одиннадцатого на променаде в Лландадно.
Дюран с возникает в сопровождении слуги, у которого на подносе два стакана с виски и сифон с содовой.
Дюранс. Вот и я. Два больших стакана.
Пайк. Катрин Крю не вернулась в семейный дом в Эшборне.
Флора. Мне, пожалуйста, побольше содовой.
Пайк. У нее начался роман с Дью-Ловеттом, директором пароходства «Белая звезда», и она перевезла дочерей в Мэйбрук.
Дюранс. Я налью.
Слуга кланяется и уходит.
Пайк. Персиваль Крю проявил понимание, и бракоразводный процесс уже шел, когда девочки вернулись в Эшборн к отцу на пасхальные каникулы тысяча девятьсот двенадцатого года, в то время как их мать соединилась с Дью-Ловеттом в Саутхэмптоне.
Дюранс. Скажите, когда хватит. (Управляется с напитками.)
Флора. Хватит.
Пайк. «Титаник» вышел в море десятого апреля, и Ф.К. никогда больше не видела ни мать, ни Мэйбрук.
Флора. Ваше здоровье.
Дюранс. Ваше здоровье.
Дилип возвращается с меню.
Дилип. Элдон! Теперь можно ужинать! Я надеюсь, вам понравится мой Клуб. «Дворец Джуммапура», разумеется, прекрасный отель, но в старые времена это здание действительно было дворцом, частной резиденцией Раджи.
Пайк (проходит за Дилипом). Где он живет сейчас?
Дилип (уходя): В пентхаузе! Здесь обычно хорош рыбный карри, и ни в коем случае не откажите себе в хлебном пудинге!
Флора. Простите, что я вас так утруждаю собой.
Дюранс. Так-то оно лучше. Вы, значит, приехали в Индию поправить здоровье…
Флора. Вас это потешает?
Дюранс. Да, пожалуй. Вы не видели английское кладбище?
Флора. Нет.
Дюранс. Я должен вас туда отвести.
Флора. Ох!
Дюранс. Люди здесь мрут как мухи: холера, тиф, малярия… Мужчины, женщины, дети… сегодня живы, завтра нет. Вы уверены, что доктор посоветовал вам Индию?
Флора. Он не сказал «Индия». Он сказал: морское путешествие и теплый климат. Мне захотелось в Индию.
Дюранс. Молодец. Жизнь на грани. Через месяц… вы не можете себе представить этой жары. Но вы уедете в Холмы, так что все в порядке. (Поворачивается к креслу.) Вот, глубокое кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26