Его жена отдала за него свою душу, теперь он должен выкупить ее ценой своей души, – больше он ни о чем не думал.
На углу возле старой тюрьмы его всё еще ждал боцман.
– Бутылка у жены, – сказал Кеаве, – и, если ты не поможешь мне ее взять, не будет сегодня ни денег, ни вина.
– Неужто ты всерьез говоришь об этой бутылке?! – вскричал боцман.
– Здесь под фонарем светло, – сказал Кеаве, – взгляни, разве похоже, что я шучу?
– Да нет, – согласился боцман, – ты мрачен, как привидение.
– Так слушай же, – сказал Кеаве. – Вот два сантима: пойди к моей жене и предложи их ей за бутылку; она тут же отдаст ее тебе, можешь не сомневаться! Принеси бутылку сюда, и я куплю ее у тебя за один сантим, ибо продать бутылку можно только себе в убыток. Но ни словом не обмолвись ей о том, что послал тебя я!
– А ты не собираешься сыграть со мной шутку, приятель? – спросил боцман.
– Хотя бы и так, тебе это ничем не грозит, – возразил Кеаве.
– И то верно, приятель, – сказал боцман.
– А если ты сомневаешься, – добавил Кеаве, – можешь убедиться сам. Как только выйдешь на улицу, пожелай пинту лучшего рома или чтобы у тебя был полный карман денег, словом всё, что душе угодно, и тогда увидишь, чего стоит эта бутылка.
– Хорошо, канака. Я попробую, но, если ты надо мной потешаешься, я тоже потешусь над тобой – палкой!
И вот боцман отправился по улице к дому Кеаве, а тот стоял и ждал. Он стоял почти на том же месте, где в предыдущую ночь Кокуа ждала старика, но Кеаве был более тверд. Он ни на миг не поколебался в своем решении, и только сердце его сжималось от отчаяния.
Кеаве казалось, что он ждет уже целую вечность. Наконец он услышал чье-то пение в темноте – то пел боцман, но удивительно: у него был совсем пьяный голос.
Вскоре и сам боцман возник в круге света от фонаря. Он пошатывался и спотыкался. Волшебная бутылка была спрятана во внутреннем кармане, в руке он держал обыкновенную бутылку и, подходя к Кеаве, поднес ее ко рту и отпил несколько глотков.
– Ты достал ее, я вижу, – сказал Кеаве.
– Ну, ну, подальше! – крикнул боцман, отскакивая от него. – Только подойди, и я расквашу тебе морду! Ишь, чего захотел, чужими руками жар загребать!
– Чужими руками жар загребать? – удивился Кеаве. – Я тебя не пойму.
– А тут и понимать нечего! – заорал боцман. – Она мне по вкусу, эта бутылка, вот что. Как это она мне досталась за два сантима, я и сам диву даюсь; но уж, будь уверен, ты не получишь ее за сантим!
– Ты… ты не хочешь продать ее? – еле вымолвил Кеаве.
– Нет, любезный! – прорычал боцман. – Но, если желаешь, я дам тебе глоток рома!
– Послушай, тот, у кого останется бутылка, отправится прямиком в ад.
– Ну, мне и так другого пути нет, – ответил боцман, – а лучшей компании, чем Эта милашка, мне не найти. Нет, приятель, – снова закричал он, – бутылка теперь моя, а ты пойдипоищи другую!
– Неужто это правда? – воскликнул Кеаве. – Прошу, ради тебя самого прошу, продай мне ее обратно.
– Плевал я на всё это, – ответил боцман. – Ты думал, я простофиля, да не на такого напал, и хватит разговоров. Не хочешь выпить, так я сам пропущу глоточек. За твое здоровье! Прощай!
И он ушел в сторону города, а с ним и бутылка уходит из этой истории.
А Кеаве помчался к Кокуа, легкий как ветер, и велика была их радость в ту ночь, и блажен покой, в котором они с тех пор проводили дни свои в Сверкающем Доме.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11