Мне следовало бы заключить эту монетку в рамку и повесить на стену, ибо, сколько я знаю, то был единственный случай, когда этот человек поддался чувству милосердия. Я же постоял, поглядел на монету и, поняв его ошибку, горько рассмеялся, потом отошел к крепостной стене и зашвырнул монету подальше, точно то была цена крови. Смеркалось. В глубине цветущей долины спешили по Принцесс-стрит фонарщики, каждый с лесенкой и фонарем, и я угрюмо следил за ними сквозь амбразуру. Неожиданно чья-то рука опустилась мне на плечо, и я обернулся. То был майор Шевеникс, во фраке, с безупречно повязанным галстуком. В умении одеваться ему никак нельзя было отказать.
— Я не сомневался, что это вы, Шандивер, — сказал он. — Итак, он умер?
Я кивнул.
— Ну-ну, не надо унывать. Разумеется, это весьма прискорбно, весьма тягостно и все такое. Но, знаете ли, для нас с вами это совсем не так плохо. Теперь, когда его уже нет, и притом что перед кончиной вы его навестили, я совершенно успокоился.
Стало быть, своей жизнью я снова должен быть обязан Гогла.
— Я предпочел бы этого не касаться, — сказал я.
— Хорошо, только еще одно слово, и я не стану больше об этом упоминать. Из-за чего вы дрались?
— Ах, ну из-за чего дерутся мужчины! — воскликнул я.
— Женщина?
Я пожал плечами.
— Вот так штука! — сказал Шевеникс. — Никак не ждал, что он способен влюбиться.
И тут мое дурное настроение прорвалось наружу.
— Он! — воскликнул я. — Да он ни разу не посмел с нею заговорить… только и знал, что смотрел на нее да изрыгал мерзкие оскорбления! Быть может, она как-нибудь и подала ему шесть пенсов; если так, доброта ее, возможно, еще откроет ему дорогу на небеса!
Тут я заметил, как испытующе смотрит на меня майор, и замолчал на полуслове.
— Ну, ну, Шандивер, покойной ночи! Приходите ко мне завтра во время завтрака, и мы побеседуем о чемнибудь другом.
Должен признать, что он держался не так уж плохо; с тех пор прошло много времени, и теперь, когда я пишу эти строки, я понимаю, что он держался просто хорошо.

ГЛАВА IV
СЕНТ-ИВ ПОЛУЧАЕТ ПАЧКУ АССИГНАЦИЙ

Однажды утром, вскоре после дуэли, я с удивлением заметил, что меня пристально разглядывает какой-то незнакомец в штатском. Это был господин средних лет; я увидел багровое лицо, круглые темные глаза под потешными клочковатыми бровями и выпуклый лоб; одет он был просто, строго, наподобие квакера. Однако глядел уверенно и независимо, как человек преуспевающий. Вероятно, стоя поодаль, он рассматривал меня уже изрядное время, так как между нами на казенной части орудия преспокойно сидел воробей. Едва взгляды наши встретились, незнакомец подошел ближе и обратился ко мне по-французски; говорил он бегло, но с чудовищным акцентом.
— Я имею честь говорить с мсье виконтом Энном де Керуалем де Сент-Ивом? — спросил он.
— Видите ли, сам я так себя не называю, — отвечал я, — но если пожелаю, имею на это, право. В настоящее время я именуюсь просто Шандивер. К вашим услугам, сэр. Это фамилия моей матери, и она вполне подводит солдату.
— По-моему, это не совсем так, — возразил незнакомец. — Сколько я помню, у вашей матушки тоже был титул. Она звалась Флоримонда де Шандивер.
— Опять ваша правда! — сказал я. — И мне чрезвычайно приятно повстречать человека, столь хорошо осведомленного о моей родословной. А вы, сер, тоже знатного рода?
Я задал этот вопрос крайне высокомерным тоном, отчасти, чтобы скрыть безмерное любопытство, которое пробудил во мне странный посетитель, отчасти же потому, что в устах рядового солдата в арестантской одежде это, разумеется, звучало смешно и ни с чем не сообразно.
Он, видно, тоже так подумал и засмеялся.
— Нет, сэр, — возразил он, на сей раз по-английски. — Я не знатного рода, как вы изволили выразиться, а всего лишь обыкновенный смертный, что, впрочем, равняет меня с любыми самыми родовитыми господами. Я просто мистер Роумен, Дэниел Роумен, лондонский стряпчий, к вашим услугам, сэр, и, что, вероятно, заинтересует вас куда больше, приехал я сюда по поручению графа — вашего двоюродного деда.
— Как! — воскликнул я. — Неужто мсье де Керуаль де Сент-Ив помнит о существовании столь незначительной персоны, как я, и неужто он снизошел до того, чтобы считать родней наполеоновского солдата?
— Вы отлично говорите по-английски, — заметил мой гость.
— Это мой второй язык с детства, — сказал я. — Няня моя была англичанка, отец говорил со мною поанглийски, а завершил мое образование ваш соотечественник, мой дорогой друг мистер Вайкери.
На лице законника выразился живейший интерес.
— Как! — воскликнул он. — Вы знали несчастного Вайкери?
— Больше года, — сказал я, — и долгие месяцы делил с ним его убежище.
— А я служил у него в конторе и стал его преемником. Превосходный был человек! Он поехал в эту проклятую страну по делам мсье де Керуаля, и ему так и не суждено было воротиться. Вы, часом, не знаете, сэр, каков был его конец?
— Увы, знаю, — отвечал я. — По несчастью, он повал в руки шайки разбойников, мы их называем chauffeurs [10]. Скажу коротко: его пытали, и он умер в тяжких мучениях. Вот смотрите, — прибавил я, сбрасывая башмак (чулок у меня не было), — я был тогда еще ребенком, и смотрите, как они со мною обошлись.
Он поглядел на след старого ожога, и лицо его исказилось.
— Ужасный народ! — пробормотал он негромко, но я все же услышал.
— О, да, англичанин может позволить себе такое суждение, — вежливо отозвался я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21