В них не было ничего злого, но не было и ничего человеческого. Далекие и ледяные, словно кометы, они казались порождением самого вакуума. Мне казалось, что в них можно предугадать первые признаки пятого пригожинского скачка, за которым лежит пятый уровень сложности, отстоящий от человеческого интеллекта еще дальше, чем интеллект отстоит от амеб, размножающихся простым делением, дальше, чем жизнь отстоит от косной материи.
Иногда они пугали меня. Их вежливое безразличие к человеческим условностям придавало им какое-то мрачное обаяние.
Вдоль фермы бесшумно скользнул Модем, остановился рядом со мной и включил магнитные присоски. Я подключил слух; перекрывая радиошумы работающих двигателей, прямо в моем мозгу послышался его голос:
– Тебя вызывают из ЦК, Ландау. Следуй за мной.
Я заскользил вдоль перил за ним следом. Мы прошли сквозь шлюз одного из стальных куполов, оставив дверь открытой: омары не выносили замкнутых пространств.
На экране передо мной появилось заплаканное лицо Валерии Корстштадт.
– Валерия! – воскликнул я.
– Это ты, Ганс?
– Да, дорогая. Да, это я. Очень рад тебя видеть.
– Сними маску, Ганс. Я хочу увидеть твое лицо.
– Это не маска, дорогая. А мое лицо, боюсь, выглядит сейчас далеко не самым лучшим образом.
– Твой голос звучит как-то странно, Ганс. Совсем не так, как раньше.
– Потому что это не мой голос, а синтезированный радиоаналог.
– Как же мне тогда убедиться, что я говорю именно с тобой? Боже, Ганс... Я так боюсь. Здесь все... все рушится на глазах. Во Фроте – страшная паника. Кто-то – скорее всего псы – перебил в твоем доме все кюветы с агар-агаром, и твои проклятые лишайники расползлись повсюду. Они растут так быстро!
– Они и должны расти быстро, Валерия. Это их главное достоинство. Для того я и выводил новые виды. Пусть их опрыскают металлическим аэрозолем или опылят какими-нибудь производными серы, и через несколько часов с ними будет покончено. Нет никаких причин для паники.
– Как это нет, Ганс. Здесь – эпидемия самоубийств. Приваты превратились в настоящие фабрики по производству трупов. Царицына Кластера больше не существует. И мы потеряли Матку!
– Но остался наш проект! – возразил я. – А Матка сыграла свою роль, роль пригожинского катализатора. Проект, он куда важнее, чем эта чертова королева. Сейчас наступил решающий момент. Пусть члены лиги ликвидируют все свое имущество. Надо немедленно переводить флот на орбиту вокруг Марса!
– Проект! – горько воскликнула Валерия. – Кроме него, тебя ничто не беспокоит! Я погибаю здесь, а ты, с твоим холодом, с твоей шейперской привычкой соблюдать дистанцию, оставил меня один на один с моим отчаянием!
– Валерия, вовсе нет! Я десятки раз пытался поговорить с тобой, но именно ты отгородилась от меня стеной молчания. От меня, который так нуждался в твоем тепле после лет, проведенных под псами...
– Ты давно мог поговорить со мной, если бы хотел этого по-настоящему, – закричала она. – Если бы ты хотел, то давно сломал бы стену молчания. Но ты ждал, пока я сама приползу к тебе, виляя хвостом от унижения. А сейчас? Телекамеры псов или черные панцири омаров, какая разница, Ганс? Какая разница, что именно нас разделяет?
Я почувствовал, как по моей онемевшей коже растекается горячая волна бешенства.
– И ты еще смеешь в чем-то меня упрекать! – воскликнул я. – Откуда мне было знать о существовании всех этих ваших нелепых ритуалов, ваших пошлых маленьких тайн! Я думал, ты отбросила меня в сторону, как использованный грязный носовой платок, и глумливо смеешься надо мной, очередной раз предаваясь разврату с Уэллспрингом. Неужели ты всерьез считала, что я вступлю из-за тебя в схватку с человеком, которому обязан своим спасением? А ведь я был готов вскрыть себе вены, лишь бы лишний раз увидеть твою улыбку. Ты же не принесла мне ничего, кроме несчастий и горя!
Валерия смертельно побледнела. Ее губы шевелились, но она не могла произнести ни единого слова. Затем по ее лицу скользнула странная, полная отчаяния улыбка...
Связь прервалась. Я стоял перед мертвым, пустым и черным экраном.
– Мне надо вернуться, – сказал я, повернувшись к Модему.
– Очень жаль, – ответил он, – но это невозможно. Во-первых, если ты вернешься, тебя просто-напросто убьют. Потом, у нас не хватит энергии для такого маневра. Мы везем слишком массивный груз. – Он пожал плечами. – И последнее – ЦК сейчас в состоянии разложения и распада. Но туда в течение, недели должны прилететь наши коллеги со вторым грузом двигателей. Раз Царицыну Кластеру пришел конец, они смогут получить за свой товар максимальную цену.
– Откуда тебе известны такие подробности?
– У нас есть свои источники информации.
– Уэллспринг?
– Кто, он? Его там уже нет. Он хотел быть на орбите Марса, когда туда врежется вот это. – Модем повел рукой в сторону плоскости эклиптики. Я проследил его движение взглядом, настроив свое зрение на видимый диапазон, и увидел там, куда он показывал, далекие вспышки пламени, проблески огня, вырывавшегося из дюз мощных двигателей.
– Лестероид, – сказал я.
– Да. Комета, предвещающая, так сказать, несчастья и беды. Прекрасный символ, олицетворяющий все, что происходит сейчас в Царицыном Кластере.
Даже здесь чувствовалась рука Уэллспринга. Когда эта ледяная гора пройдет мимо Царицына Кластера, тысячи охваченных отчаянием людей будут провожать ее глазами. Вдруг я почувствовал, как меня поднимает ввысь на своих крыльях надежда.
– Как насчет того, чтобы высадить меня туда? – спросил я.
– На лестероид? – догадался Модем.
– Да. С него ведь должны в последний момент снять двигатели, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20