– Пей свой кофе. Тебе надо идти на работу.
Айно удивленно поглядела на часы:
– Ах да.
– Порезать гашиш на порции по грамму? Или возьмешь с собой брикет?
Она моргнула.
– Тебе не обязательно его резать, Раффи. Его могут нарезать в баре.
Раф открыл одну из спортивных сумок и протянул ей толстый кирпич гашиша, аккуратно упакованного в копенгагенскую газету.
– Ты работаешь в баре? Хорошее прикрытие, – сказал Старлитц. – Что это за гаш?
– Кое-что совсем новое для Европы, – сказал Раф. – Азербайджанский.
– Гаш из бывшего Союза не слишком-то хорош, – шмыгнула носом Айно. – Там не знают, как его правильно собирать и обрабатывать... Мне не нравится продавать гашиш. Но если ты продаешь людям наркотики, они тебя уважают. Не станут, к примеру, говорить о тебе, если явятся полицейские. Ненавижу полицию. Копы – фашисты и палачи. Стрелять их надо. Тебе машина нужна, Раф?
– Бери.
Прихватив сумочку, Айно покинула явочную квартиру.
– Интересная девушка, – во внезапной пустой тишине прокомментировал Старлитц. – Никогда прежде не слышал о финских террористических группировках. Немцы, французы, ирландцы, баски, хорваты, итальянцы – это да. Но о финнах впервые слышу.
– Они в своем захолустье несколько отстали от остальной Европы. Она – из новой породы. Очень храбрая. Очень решительная. Быть террористкой непросто. – Раф осторожно подсластил свой кофе. – Женщинам никогда не воздают по заслугам. Женщины похищают министров, женщины взрывают поезда – женщины вообще очень хороши в деле. Но никто не называет их «вооруженными революционерами». Они всегда – как там пишут в прессе? – «не адаптированные к обществу невротички». Или безобразные ожесточившиеся лесбиянки с эдиповым комплексом. Или симпатичные юные инженю, которых соблазнил и промыл им мозги не подходящий для них мужчина. – Он фыркнул.
– Почему ты так говоришь? – поинтересовался Старлитц.
– Я человек своего поколения. – Раф отхлебнул кофе. – Некогда я был не столь продвинут в феминистских настроениях. Это общение с Ульрикой так возвысило мое сознание. Я говорю об Ульрике Майнхоф. Удивительная девушка. Талантливая журналистка. Умница. Красноречивая. Не знающая жалости. К тому же красавица. Но Баадер и та вторая – как там ее звали? – они ужасно с ней обращались. Всегда кричали на нее на явке, называли бесхребетной интеллектуалкой, избалованным дитя буржуазии и так далее. Бог мой, разве все мы не избалованные дети буржуазии? Если б буржуазия не напортачила с нами, разве стали бы мы убивать буржуа?
Судя по звукам с улицы, подъехала машина. Мотор смолк, хлопнули дверцы.
Старлитц подошел к окну и выглянул в щель жалюзи.
– Это наши соседи-яппи. Похоже, они приехали раньше обычного.
– Надо пойти представится, – заявил Раф и принялся причесываться.
– Ох, да погоди чесаться – парень-то и впрямь живет по соседству, а вот девица нет. У него совсем другая женщина.
– Подружка? – заинтересовался Раф.
– Ну, во всяком случае, намного его моложе. В парике, тесные брючки и красные лодочки на высоком каблуке.
Открылась и хлопнула дверь соседней квартиры, потом заиграл стереомагнитофон – крутили жаркую кубинскую румбу.
– Золотой шанс. – Раф отставил кружку с недопитым кофе. – Давай представимся сейчас, назовемся новыми соседями. Он будет очень смущен. Никогда на нас даже не взглянет. Не станет задавать никаких вопросов. А также будет держать подальше от нас свою супругу.
– Хорошая тактика.
– Вот именно. Предоставь говорить мне. – Раф направился к двери.
– У тебя все еще «Макаров» за поясом, приятель.
– Ах да. Извини. – Раф швырнул пистолет на лоснящуюся финскую кушетку.
Раф толкнул было дверь на улицу, но тут же ловко отступил внутрь квартиры и вновь захлопнул дверь.
– На улице белая наемная машина.
– Ну и?..
– Внутри двое.
– И?..
– Кто-то только что их пристрелил.
Старлитц бросился к окну. На тротуаре сгрудилось человек шесть. Двое из них только что убили телохранителей Хохлова, внезапно выпустив через поднятые стекла обоймы из пистолетов с глушителями.
Четверо направлялись через улицу к их дому. Одеты они были в джинсы, кроссовки и, несмотря на жару, блейзеры от Джорджио Армани. Двое держали изящные маленькие видеокамеры. И все были при пушках.
– Сионисты, – объявил Раф.
Деловито, но без спешки он вернулся к арсеналу на полу кухоньки, забросил на плечо «Калашников», подтянул поближе вторую штурмовую винтовку и стал на колени позади стены кухоньки, что дало ему свободную линию обстрела входной двери.
Старлитц быстро взвесил различные возможности – и решил остаться наблюдать у окна.
С решимостью столь же стремительной, сколь и смертельной, группа уничтожения промаршировала к соседней квартире. Под ударами ног слетела с петель дверь. Послышались краткие вопли удивления и приглушенное бормотание очередей. Очередь из «узи» прошила общую стену между квартирами, так что пули засели в полу гостиной явки.
Раф поднялся на ноги, пухлое его личико было воплощением ликования. Он поднес палец к губам.
Протопали вверх-вниз по лестницам соседней квартиры быстрые шаги. Хлопанье дверей, визг открываемых ящиков. Звяканье телефона, сброшенного с прикроватной тумбочки. Три минуты спустя группа уничтожения покинула квартиру.
Раф поспешно подбежал к окну и скорчился под подоконником. Из своей спортивной сумки он выхватил маленький «никон» и отщелкал целую пленку снимков, чтобы запечатлеть отход группы.
– Такое искушение их перестрелять, – сказал он, поддергивая ремень штурмовой винтовки, – но так даже лучше. Это очень смешно.
– Это ведь был Моссад, так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19