Всю благовоспитанность заранее расписанной программы к чертовой
бабушке поломала творческая интеллигенция. С бандитским ревом и
разбойничьим посвистом куча мала интеллектуалов и артистов вывалила из
автобусов и, неизвестно откуда зная куда идти, с эскадронным топотом
кинулись вверх по лестнице.
Некоторые деятели искусств знали отдельных послов, отдельные послы
знали их. Образовались подвижные кружки, которые как бы естественным
образом переместились к столам и окружили их ненавязчиво. Начиналась
изящная халява.
- Игорь, - поздоровавшись с главным, сказал Спиридонов, глядя как
запоздавшие артисты взбегают по лестнице, - учти, наш боевой отряд саранчи
мигом приделает ножки всему твоему пищевому довольствию, как твердому, так
и жидкому.
- Не приделают, - беспечно заявил Игорь Дмитриевич. - Пусть себе
резвятся наши любимые вечно молодые люди.
- А охотиться кто будет?
- Только не они. Разве можно доверить оружие не трезвому человеку?
Казарян, понаблюдав за этой беседой со стороны, незаметно двинулся за
курзал к лесочку, к милой закрытой беседке.
Пригревшись в ватной униформе, Смирнов раскинув руки по спинке
удобной скамейки, мирно дремал, а сидевший напротив Кузьминский с умильной
жалостливостью сквозь полуприкрытые веки приглядывал за ним. Картиночка на
сюжет передвижников: "Все в прошлом".
- Кончай мертвый час! - заорал Казарян. Смирнов открыл один глаз,
поморгал им и отметил ворчливо:
- Так хорошо было, а пришел армянин и все испортил.
- Когда мне их привезти? - не реагируя на оскорбительное замечание
спросил Казарян.
- К восьми. К двадцати ноль-ноль, - ответил Смирнов.
- Так мне пора отправляться! - забеспокоился Роман.
- Именно, - зевнув, Смирнов встал. - Витька тебя довезет до нашего
лаза, а там Жора подхватит и вмиг до Москвы домчит.
- Пошли, Рома, - пригласил Кузьминский.
Смирнов проводил их до "джипа" и даже ладошкой помахал, желая
счастливого пути. Все готово. Теперь ждать. Смирнов вернулся в беседку на
свою скамейку, уткнулся носом в искусственную цигейку воротника униформы,
подремал еще немножко. Разбудил его возвратившийся из поездки на "джипе"
Кузьминский. Потряс плечо и потребовал:
- Я готов. Когда мне начинать?
- Боишься, Витя? Ты еще можешь отказаться.
- Боюсь, - признался Кузьминский. - Но ведь надо, да, Иваныч?
- Надо, - согласился Смирнов. - Ты переоденься, мы порепетируем
немного, а потом тебе исчезнуть отсюда так, чтобы ни одна живая душа не
видела. Компрене, артист?
На французский вопрос Кузьминский дал лабужский ответ:
- Все в кассу, папик.

59
Охота, охота! Надежда, ярость, страсть, отчаяние, растраченная в
погоне и безмерно опасном уничтожении радость победы и возможность
продления жизни своей и детей своих. Жидкая кучка голых малорослых
пращуров загнала вепря меж непроходимых скал и, воя от ужаса и неумолимой
надобности, потрясала воинственно плохо заостренными кривыми палками.
Разъяренный, в гневной пене вепрь красными глазами выбирал первую жертву
своих клыков. Выбрав ближнего, сделал рывок на коротких мощных ногах, и
голый слабый враг с распоротым брюхом пал на землю. Вепрь замер в
торжестве и это было его ошибкой: пращуры в безвыходной решимости
бросились на него, тыча палками куда попало. В толстую кожу, покрытую
редким твердым волосом, в мягкие уши, в маленькие глаза... Вепрь вертелся
на месте, не зная кого рвать клыками. Первый охотник попал ему в правый
глаз, второй в левый. Вепрь взревел, взревели и охотники, наваливаясь на
него и пробивая упругую кожу каменными ножами...
Двое несли убитого, восемь - добычу. Все было хорошо: похоронив
мертвого пращура с умилением смотрели, как их жены и дети жадно ели плохо
сваренное сытное мясо страшного зверя.
Охота! Хорошо и по-научному отлаженный процесс. Сытые крупные дяди в
форменных фуражках, вооруженные скорострельными карабинами, гнали
испуганных кабанов к боевым точкам, где по номерам расположились знатные
охотники, на всякий случай подкрепленные егерями - профессиональными
убийцами всяческой лесной животины. Загнанные, в безнадежной решимости
спастись кабаны бежали к номерам, чтобы получить по смертельной пуле.
Шумовой вал приближался к боевым точкам. Услышав его, егеря ободряюще
посмотрели на знатных охотников. Те, в ненужном волнении, подняли,
изготовясь, новенькие винчестеры.
Охота. Страшная охота, последняя охота, взаимная охота человека на
человека началась.
Вот он, генерал-майор Чупров. Смирнов вытащил половинку полевого
бинокля (как раз на один его сносно видевший глаз), которая весьма удобно
помещалась в верхнем наружном кармане, и приблизил к себе генерала до
того, что увидел на лице, ближе к носу, выпуклую родинку. И родинку он
видел в первый раз, и генерала. Таким он себе его и представлял:
тренированный, легконогий, подвижный. Холерик, сволочь, с хорошей
реакцией.
Генерал что-то энергично говорил трем амбалам в комуфляже. Трем. А
Махов насчитал пятерых. Следовательно, двое уже у него на хвосте. Генерал
рукой резко указал направление, и амбалы послушно удалились в указанную
лесную чащобу. А сам бодро зашагал в сторону от начинающейся охоты.
Продемонстрировался, показался Смирнову, теперь водить будет до тех пор,
когда, незаметно подведя его к линии охотничьего огня, подставит под
винчестеры своих молодцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98