На что холуй отреагировал немедленно:
- Полегче, ты, пока уши целы!
- Мусульманин, что ли? - опять в догадке осведомился Казарян.
За дверью отчетливо заскрипели зубами, сразу же шум легкой борьбы, а
затем успокаивающий всех и вся голос Ходжаева:
- Уймись, Аскерчик, он не со зла!
- Он у меня еще попляшет, армянская морда! - не успокаивался холуй, в
голосе которого уже ощутимо скрежетал акцент.
- Спокойней, спокойней, Арсенчик! И учти, во мне одна восьмая крови -
армянская - с едва уловимой угрозой завершил миротворческую свою миссию
Ходжаев и открыл дверь.
- Ходжикян! - подтверждая частичную принадлежность визави к
армянскому народу, приветствовал его Казарян.
- Казаров! - обрадовался возможности исковеркать фамилию гостя
Ходжаев. Довольные каждый самим собой, они, обнялись, похлопали друг друга
по спинам и расцепились, наконец.
Казарян огляделся. У вешалки, роскошной вешалки - гардероба стоял
рослый кавказский качок - сверкал глазами и тряс губами. Казарян, на ходу
снимая плащ, направился к вешалке. Качок стоял, как приколоченный к полу.
Казарян, стараясь не задеть его, повесил плащ, двумя руками погладил свою
прическу и вдруг неуловимым коротким движением нанес кованым башмаком
страшный удар по левой голени кавказца. Ничего не понимая от дикой шоковой
боли кавказец медленно сгибался, когда Казарян ударил его правой в
солнечное сплетение. Качок не сгибался, он теперь сломался на двое.
Казарян схватил его за волосы и ударил его голову об резко идущее вверх
колено. За волосы же с трудом отбросил в сторону.
Ходжаев задумчиво наблюдал за этой операцией. По завершении ее
подумал немного, разглядывая существующего в отключке телохранителя, и
твердо решил, что:
- Ты прав, Рома. За неуважение, за невоспитанность надо наказывать.
Они вдвоем ждали, когда молодой человек откроет глаза. Он открыл их минуты
через две, а еще секунд через двадцать взгляд этих глаз приобрел некую
осмысленность. Теперь он мог кое-что понять (из элементарных вещей), и
поэтому Казарян объяснил ему:
- Я - не армянская морда. Я - пожилой, уважаемый многими неплохими
людьми человек, который повидал на своем веку многое. В том числе и таких
бакланов, как ты. Запомни это, каратист.
Баклан-каратист смотрел на Ходжаева, который сочувственно заметил:
- Никогда не выскакивай, не спросясь, Аскерчик. Встань и умойся, - и
уже Казаряну: - Прошу, Ромочка.
И ручкой, эдак с вывертом изобразил приглашающий жест вообще и ко
всему: входи, пользуйся, бери! Казарян осмотрел извивающийся коридор со
многими дверями и полюбопытствовал:
- У тебя музыкальная комната есть?
- У меня все есть, как в Греции.
- Вот туда и пойдем. А ты еще и грек, оказывается?
- Был одно время. - Признался Ходжаев, увидев, что каратист,
пошатываясь, направился в ванную, распорядился ему вслед: - Умоешься,
слегка очухаешься - нам выпить в студию принесешь.
И впрямь студия, звукозаписывающая студия с новейшим оборудованием.
- Включи чего-нибудь погромче, - попросил Казарян, взял в каждую руку
по стулу и поставил их рядом с большим динамиком. Ходжаев поиграл на
клавиатуре пульта, и понеслась Мадонна. Вкусы у кандидата искусствоведения
были примитивные. Кандидат еще что-то поправил на пульте, убедился, что
все в порядке, и направился к Казаряну и двум стульям. Уселись.
- Следовательно, ты считаешь, что меня слушают, - констатировал
догадливый Ходжаев.
- Вероятнее всего, Ленчик.
- А почему, как думаешь?
- Потому что ты на них работаешь.
Мадонна сексуально визжала. Ходжаев, мутно глядя на Казаряна,
подмычал мелодии, не стесняясь, энергично поковырялся в носу и,
естественно, хорошо подумав во время свершения перечисленных актов,
спросил:
- Считаешь, что я в Конторе служу?
- Для такого вопроса ты слишком много думал. Значит, ты думал о
другом, Ленчик. Темнить собираешься?
- Сейчас я никому не служу, - цинично (не отрицая, что служил, когда
надо и кому надо) признался Ходжаев, а далее продолжил уже о другом:
- Времени совсем нет, понимаешь, Ромочка? Игорный бизнес,
оказывается, непростая штука. Кручусь, как белка в колесе, по восемнадцать
часов в сутки.
- А с дамочками как? - тоже о другом спросил Казарян.
- С дамочками туго. Забыл, как это делается.
- И не вспомнил, когда к тебе Татьяна Горошкина явилась?
- Так, - выпучив от сосредоточенности глаза, бессмысленно изрек
Ходжаев и повторил: - Так... что ты знаешь, Рома?
- Я разбежался и тебе все сказал. Мы еще с тобой долго-долго говорить
должны. Предварительно. Будем говорить, Ленчик?
Мадонна завопила о другом. Шелковое покрытие динамика аж слегка
шевелилось от этих воплей. Ходжаев думал. Подумав, ответил вопросом же:
- Есть ли смысл в этом разговоре?
- Твой вопрос, как я полагаю, надо понимать так: "Что я буду с этого
иметь?" Отвечаю: полезную для тебя информацию.
На этот раз времени на размышления у Ходжаева оказалось намного
больше: от дверей Арсенчик катил сервировочный столик с бутылкой виски,
чашей со льдом и тарелкой с соленым миндалем.
- Прошу вас, - вежливо предложил он выпивку, уже подкатив столик.
- Спасибо, - машинально поблагодарил Казарян.
- Я все запомнил, дорогой гость, - в ответ сказал Арсенчик.
- Он меня пугает? - удивленно поинтересовался Казарян у Ходжаева.
- Ну, молодой, молодой он! - уже раздраженно объяснил Арсенчикову
позицию Ходжаев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98