— Она в отчаянии, она на грани самоубийства! Вы должны…Ольга не могла остановиться. Ей казалось, слова отскакивают от этого ублюдка, как горох от стенки.— Всех, кому должен, прощаю! — перебил ее Костя, потеряв терпение. — Я человек широкий. У тебя все? Тогда гуляй.— Да как вы смеете! — девушка, сидевшая по другую сторону конторского стола, разделявшего ее и Костю, вскочила и шмякнула свою сумочку о столешницу. — В милицию пойду!Трое девиц, устроившись за спиной Кости на служебном диване, при упоминании милиции неудержимо расхохотались.— Иди, — хмыкнул Костя. — В милицию иди, в мэрию, к Президенту. Твоя сестрица сама туда рвалась, где сейчас обитает. Видно, в одном месте сильно свербило.— Она ехала туда как фотомодель, а не как проститутка! — воскликнула Ольга отчаянно.Шлюхи опять буквально скисли со смеху. Девушка принялась лихорадочно рыться в сумочке. Наконец вытащила оттуда какой-то конверт.— Вот у меня письмо, где все рассказано о том, как вы ее обманули! — Она потрясла конвертом перед гнусной рожей сутенера.Вдруг громко прозвенел дверной звонок. Костя улыбнулся и миролюбиво сказал:— Так ты с этим письмом в милицию собралась? Не утруждайся. Она уже здесь. Милка, открой! — бросил он одной из проституток, не оборачиваясь.В гости и впрямь пожаловала милиция. В комнату вошли два здоровых мента — прапорщик и младший лейтенант.— Все на субботник! — провозгласил прапорщик. — Ленинского бревна не обещаем, но палки будут!— Всех, что ли, забирать? — спросил младший лейтенант, глядя на хорошенькую незнакомку, все еще сжимавшую в кулачке письмо сестры.— Всех, всех! — радостно разрешил Костя.— И эту? — Милиционер явно колебался: уж очень не походила Ольга на «ночную бабочку».— И эту! — Сутенер совсем развеселился. Он определенно заигрался: «не чуял поля», не соображал, какую беду кличет на свою никчемную голову.Три шлюхи подхватили Ольгу под руки и потащили к дверям.— Что вы делаете?.. Как вы смеете?!. — в растерянности воскликнула девушка.— Новенькая? — деловито осведомился прапор.— Новенькая, новенькая, — охотно закивал Костя.— Ну, мы ее в четыре ствола вмиг обкатаем! — пообещал младший лейтенант.
В дежурной части отделения милиции царили покой и благодать. Никольский и дежурный по отделению майор Паршиков пили кофе из фаянсовых кружек.На кружке Никольского красовался Жириновский, на кружке Паршикова — двуглавый орел. В углу старшина, помощник дежурного, злобно сопя, пришивал пуговицу к форменной тужурке.— Не умеешь ты, Смирнов, с гражданами общаться. Учись у старших по чину, — назидательно отметил Паршиков и продолжал уже в лирическом ключе:— Вот сегодня пришла дама, божий одуванчик, с котом на поводке и говорит мне: «Товарищ генерал…»— Сослепу-то чего не скажешь, — пробурчал Смирнов. Никольский оценивающе осмотрел Паршикова и, дожевав бутерброд, высказался:— А что, не похож? Как говорил дед Щукарь: «Лобик узенький, головка тыквочкой, ну, вылитый генерал!»— Подлые выпады с презрением игнорирую! — отрезал майор и с достоинством вскинул голову: — И продолжаю цитировать даму: «Товарищ генерал, моего кота гнусные соседи решили отравить». Я спрашиваю: «Откуда вам это известно?» А она: «По взглядам. Я все по их взглядам прочитала». Я ей вежливо в ответ: «Заявление ваше принято, мадам. Спокойно идите домой. Вашего кота будут охранять лучшие бойцы нашего отделения». Она ушла и все довольны: дама довольна, кот доволен, я доволен. А ты, Смирнов? Ты этого пьяницу за грудки, и он тебя за грудки. Вот и сидишь, пуговицу пришиваешь.Никольский допил кофе, потянулся и сладострастно произнес:— Сейчас домой и в койку. А вы служите, Бога не забывайте.И вдруг на мониторе появилось изображение пожилого гражданина в военной рубашке с медалью «Ветеран труда» на груди.— Ну и денек у вас, товарищ майор, то кот на поводке, то общественник с медалью, — подначил старшина.Паршиков нажал кнопку, загудел замок двери и в дежурку вошел суровый общественник.— Ну, что тебе, Ермилов, от меня надо? — тоскливо спросил Паршиков.— А ты мне вообще не нужен. Я вон к начальнику уголовного розыска! — строго кивнул ветеран на Никольского.— Что скажешь, Андрей Сергеевич? — устало поинтересовался Сергей.— На чердаке бомжи перестрелку устроили, — округлив глаза, почти шепотом сообщил Ермилов.— Давно? — деловито осведомился Никольский.— Час, наверное, как…— Что же ты сразу не позвонил? — спросил Паршиков.— Да чертов банк коммуникации свои ведет и нам кабель перерубил! — Пенсионер аж побагровел от возмущения.— Ну, прибежал бы! — продолжал давить Паршиков.— Ишь ты, прибежал бы! — передразнил Ермилов. — Мне своя жизнь тоже дорога. Переждал и пришел к вам. Действуйте!— Дай фонарь, — обратился Никольский к Паршикову. — Мне все равно по пути. Загляну.
По замызганной лестнице Сергей добрался до чердачной площадки и остановился у приоткрытой двери. Принюхался.— И вправду порохом пахнет… — констатировал он без особой радости.Ермилов, отставший на пролет, самодовольно сообщил дополнительные сведения:— Четыре выстрела было!Никольский вытащил пистолет, передернул затвор, левой рукой включил фонарь, нагой распахнул дверь и крикнул:— Всем стоять! Уголовный розыск!Мощный фонарный луч сразу наткнулся на тело с простреленной головой, валявшееся у порога. А возле чердачного окна лежал второй участник перестрелки. Никольский направился к нему. Залитый кровью человек намертво сжимал в правой руке пистолет ПСМ. Сергей присел, пощупал у неподвижного мужчины пульс.— Живой! — с радостным удивлением воскликнул Никольский и вдруг увидел вишневую книжицу, валявшуюся неподалеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98