Толпа хлынула к нему. Люди вглядывались в него, хватали его за руки, обнимали колени, целовали его одежду, старались хотя бы прикоснуться к ней; ничто не могло утолить их восторг. Для них Наполеон воплощал не свое собственное правление, а правление, противоположное тому, которое установили Бурбоны. Ему хотели отвести помещение в ратуше, но он пожелал переночевать на постоялом дворе, принадлежавшем солдату по имени Лабар, участнику похода в Египет. Там его штаб совершенно потерял его из виду; наконец через полчаса Жермановскому и Бертрану ценой величайших усилий удалось проникнуть в комнату, где они застали его окруженными людьми, похожими на помешанных, - до такой степени восторг и любовь заставляли их пренебрегать простейшей вежливостью, соблюдение которой обычно предохраняет тех, вокруг кого теснятся, от опасности быть задушенными. Приближенным Наполеона удалось на короткое время очистить комнату; чтобы помешать вторичному нашествию, они заставили дверь столами и стульями. Но тщетно! Толпа снова хлынула в комнату, и в продолжение двух часов император оставался среди посторонних без всякой охраны. Его тысячу раз могли убить, если бы среди роялистов и священников нашелся хотя бы один смелый человек. Вскоре под окнами постоялого двора появилась толпа людей, несших обломки Бонских ворот. Они кричали: "Наполеон, мы не могли вручить вам ключи вашего верного Гренобля, но вот вам городские ворота!" На другой день Наполеон произвел на учебном плацу смотр войскам. Его снова окружила несметная толпа; восторг народа достиг апогея, но не вызвал ни одного из тех раболепных поступков, которые люди обычно совершают в присутствии государей. Под окнами Наполеона и вокруг него непрестанно кричали: "Не надо рекрутского набора, этого мы не хотим больше, нам нужна конституция!" Некий молодой греноблец, г-н Жозеф Рей, выразил чувства народа в адресе, который он представил Наполеону. Г-н Дюмулен, молодой человек, фабрикант перчаток, у которого за два дня до этого нашел приют уроженец Гренобля, врач императора, прибывший с острова Эльбы, предложил Наполеону в полное его распоряжение свою жизнь и сто тысяч франков. Император сказал ему: "В настоящий момент я не нуждаюсь в деньгах; благодарю вас; мне нужны решительные люди". Он назначил фабриканта перчаток своим ординарцем и тут же дал ему поручение, которое тот отлично выполнил. Молодой человек немедленно бросил на произвол судьбы свое предприятие, весьма значительное. Городские власти представились Наполеону; он долго беседовал с ними, но его рассуждения были слишком возвышенного свойства, чтобы их могли понять люди, которых четырнадцать лет подряд приучали беспрекословно повиноваться и не питать никаких других чувств, кроме боязни лишиться должности. Они слушали его с тупым видом, и он не мог добиться от них ни одного слова, которое выражало бы искреннее чувство. Истинными его друзьями оказались крестьяне и мелкая буржуазия, Все, что они говорили, было исполнено героического патриотизма. Наполеон выразил жителям Дофине свою благодарность в обращении, которое было напечатано в Гренобле. У всех почти солдат в шапках оказались зaпpятaны трехцветные кокарды. Они с невыразимой радостью снова надели их. Генерал Берт-ран, исполнявший обязанности начальника главного штаба, приказал гарнизону Гренобля двинуться на Лион. Значительную часть пути от Гренобля до Лиона император проехал без всякой охраны; лошадям его кареты зачастую приходилось идти шагом; крестьяне наводнили дорогу; все жаждали поговорить с ним, прикоснуться к нему или хотя бы на него взглянуть. Они карабкались на его карету, влезали на запряженных в нее лошадей, со всех сторон кидали ему букеты фиалок и примул. Короче говоря, Наполеон все время находился в объятиях своего народа. Вечером в окрестностях Рив крестьяне провожали его на протяжении свыше лье, освещая путь наспех изготовленными факелами и распевая ставшую необычайно популярной за последние два месяца песню, содержание которой было таково, что священники, прежде чем отпустить грехи, спрашивали исповедовавшегося, пел ли он ее, и в случае утвердительного ответа отказывались примирить его с богом[12]. В деревне Рив его сначала не узнали. Когда затем поняли, кто он такой, крестьяне наводнили постоялый двор и, видя, что ему подали скудный ужин, наперебой стали его угощать кто чем мог. 9 марта император ночевал в Бургуане. Иногда впереди его кареты скакало человек шесть гусар, но обычно охряна отсутствовала, и он почти всегда ехал на расстоянии трех-четырех лье от своего войска. Прибывшие вместе с ним с острова Эльбы гренадеры, сломленные усталостью, задержались в Гренобле; они вскоре двинулись дальше, но даже самые выносливые из них достигли Бургуана лишь через час после того, как Наполеон выехал оттуда, что дало им повод крепко ругаться. Они рассказывали крестьянам мельчайшие подробности его жизни на острове Эльба. Вот самая характерная подробность отношений между крестьянами и солдатами, кроме общего для тех и других энтузиазма: видя, что синие мундиры и высокие шапки солдат изорваны и кое-как починены белыми нитками, крестьяне спрашивали их: "Что ж, разве у императора на острове Эльба не было денег, что вы так плохо одеты?" "Как бы не так! Денег у него было вдоволь, он ведь там строил дома, прокладывал дороги; остров стал неузнаваем. Когда он видел нас грустными, он говорил: "Что, ворчун, ты, видно, все Францию вспоминаешь"? "Да ведь скучно здесь, ваше величество". "Чини пока свой мундир; там у нас их достаточно лежит на складах; тебе не вечно придется скучать".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64