Офицеров по мере возможности расквартировали по богатым домам; им очень
нужно было подкрепить свои силы. И вот один лейтенант, по фамилии Робер, по
лучил билет на постой во дворце маркизы дель Донго. Когда этот офицер, мол
одой ополченец и человек довольно бойкий, вошел во дворец, в кармане у нег
о было всего-навсего одно экю в шесть франков, только что выданное ему каз
начеем в Пьяченце. После сражения у Лоди он снял с красавца австрийского
офицера, убитого пушечным ядром, великолепные новенькие нанковые панта
лоны, и, право, никогда еще так кстати не приходилась человеку эта часть од
ежды. Бахрома офицерских эполет была у него из шерсти, а сукно на рукавах м
ундира пришлось притачать к подкладке, для того чтобы оно не расползлось
клочьями. Но упомянем еще более прискорбное обстоятельство: подметки ег
о башмаков были выкроены из треуголки, также взятой на поле сражения у Ло
ди. Эти самодельные подметки были весьма заметно привязаны к башмакам ве
ревочками, и, когда дворецкий, явившись в комнату лейтенанта Робера, приг
ласил его откушать с маркизой дель Донго, бедняга почувствовал убийстве
нное смущение. Вместе со своим вольтижером он провел два часа, остававши
еся до рокового обеда, за работой, усердно стараясь хоть немного починит
ь мундир и закрасить чернилами злосчастные веревочки на башмаках. Након
ец, грозная минута настала.

Ц Еще никогда в жизни не был я так смущен, Ц говорил мне лейтенант Робер.
Ц Дамы думали, что я их напугаю, а я трепетал больше, чем они. Я смотрел на с
вои башмаки и не знал, как мне грациозно подойти в них к хозяйке дома. Марк
иза дель Донго, Ц добавил он, Ц была тогда во всем блеске своей красоты. В
ы ее видели, вы помните, конечно, ее прекрасные глаза, ангельски-кроткий в
згляд и чудесные темно-русые волосы, так красиво обрамлявшие прелестный
овал ее лица. В моей комнате висела картина «Иродиада» Леонардо да Винчи
Во времена
Стендаля три картины, изображавшие Иродиаду (жену правителя Иудеи Ирода
Антиппы), приписывались великому итальянскому художнику Леонардо да Ви
нчи (1452Ц 1519). Впоследствии было доказано, что это работы его учеников.
, Ц казалось, это был ее портрет. И вот меня, по счастью, так поразила
эта сверхъестественная красота, что я позабыл про свой наряд. Целых два г
ода я пробыл в горах около Генуи, привык к зрелищу убожества и уродства и т
еперь, не сдержав своего восторга, дерзнул высказать его.
Но у меня хватило здравого смысла не затягивать комплиментов. Рассыпаяс
ь в любезностях, я видел вокруг себя мраморные стены столовой и целую дюж
ину лакеев и камердинеров, одетых, как мне тогда показалось, с величайшей
роскошью. Вообразите только: эти бездельники были обуты в хорошие башмак
и да еще с серебряными пряжками. Я заметил, как эти люди глупо таращат глаз
а, разглядывая мой мундир, а может, и мои башмаки, что уже окончательно уби
вало меня. Я мог одним своим словом нагнать страху на всю эту челядь, но ка
к ее одернуть, не рискуя в то же время испугать дам? Маркиза, надо вам сказа
ть, в тот день «для храбрости», как она сто раз мне потом объясняла, взяла д
омой из монастырского пансиона сестру своего мужа, Джину дель Донго, Ц в
последствии она стала прекрасной графиней Пьетранера, которую в дни бла
годенствия никто не мог превзойти веселостью и приветливостью, так же ка
к никто не превзошел ее мужеством и спокойной стойкостью в дни превратно
стей.
Джине было тогда лет тринадцать, а на вид Ц восемнадцать; она отличалась,
как вы знаете, живостью и чистосердечием, и тут, за столом, видя мой костюм,
она так боялась расхохотаться, что не решалась есть; маркиза, напротив, да
рила меня натянутыми любезностями: она прекрасно видела в моих глазах не
терпеливую досаду. Словом, я представлял собою нелепую фигуру; я должен б
ыл сносить презрение Ц дело для француза невозможное. И вдруг меня осен
ила мысль, ниспосланная, конечно, небом: я стал рассказывать дамам о своей
бедности, о том, сколько мы настрадались за два года в генуэзских горах, гд
е нас держали старые дураки-генералы. Там давали нам, говорил я, три унции
Унция Ц ст
арая мера веса, равна приблизительно 30 граммам.
хлеба в день и жалованье платили ассигнациями, которые не имели хо
ждения в тех краях. Не прошло и двух минут, как я заговорил об этом, а у добро
й маркизы уже слезы заблестели на глазах, и Джина тоже стала серьезной.
Ц Как, господин лейтенант? Ц переспросила она. Ц Три унции хлеба?
Ц Да, мадемуазель. А раза три в неделю нам ничего не перепадало, и, так как
крестьяне, у которых мы были расквартированы, бедствовали еще больше нас
, мы делились с ними хлебом.
Выйдя из-за стола, я предложил маркизе руку, проводил ее до дверей гостино
й, затем поспешно вернулся и дал лакею, прислуживавшему мне за столом, еди
нственное свое шестифранковое экю, сразу разрушив воздушные замки, кото
рые я строил, мечтая об употреблении этих денег.
Неделю спустя, Ц продолжал свой рассказ лейтенант Робер, Ц когда совер
шенно ясно стало, что французы никого не собираются гильотинировать, мар
киз дель Донго возвратился с берегов Комо из своего замка Грианта, где он
так храбро укрылся при приближении нашей армии, бросив на волю случайнос
тей войны красавицу жену и сестру. Ненависть маркиза к нам была равносил
ьна его страху Ц то есть безмерна, и мне смешно было смотреть на пухлую и
бледную физиономию этого ханжи, когда он лебезил передо мною. На другой д
ень после его возвращения в Милан мне выдали три локтя
Локоть Ц старинная «есте
ственная» мера длины, по длине локтевой кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29