Рядом в просторной армейской палатке
слышались голоса. Джим вошел. В тусклом свете приме тил он с десяток
мужчин, сидевших на одеялах. Все разом замолчали и выжидающе уставились
на- вошедшего. Джим достал из кармана кисет, подаренный Маком.
- Здорово, ребята. У меня вот рука не работает. Не свернет ли кто
самокрутку?
Все по-прежнему настороженно молчали. Мужчина, сидевший у входа,
протянул руку за кисетом и проворно скатал самокрутку. Джим взял ее и
кивнул на кисет.
- Пусти-ка по кругу. Как знать, может, и табачок у нас в лагере на
исходе.
Кисет пошел по рукам. Толстяк с маленькими усиками предложил:
- Присаживайся-ка, паренек, ко мне. Это не тебя вчера подстрелили?
- Подстрелили, но не пристрелили, - усмехнулся Джим. - Нас двое
подстреленных. Только я, видишь, легко отделался.
Сидевшие одобрительно заулыбались. Мужчина со впалыми щеками даже
засмеялся в голос.
- А к чему это надумали того плюгавого сегодня хоронить?
- А почему б и не похоронить?
- Да у всех людей на третий день хоронят.
Толстяк затянулся и выпустил клубы дыма.
- Мертвяк и есть мертвяк, ему без разницы.
Худосочный мужчина со впалыми щеками мрачно воз разил:
- А вдруг он не умер? Вдруг вроде как отключился? А мы его заживо
- в землю. Помоему, надо три дня обождать, как у всех делается.
Ответил ему ровный, насмешливый голос. Джим взглянул в ту сторону:
говорил высокий мужчина, лоб у него был белый и гладкий, без морщин.
- Не бойся, не спит он, будь уверен. Знал бы ты, что с трупами в
морге делают, сомневаться бы не стал.
- Мало ли что! А вдруг? - не сдавался худосочный.- Если обождем
чуток, хуже не будет.
Белолобый фыркнул.
- Парню в вены чего только не накачали, чтоб не про тух, а он,
по-твоему, все спит. На зависть крепкий сон!
- Неужто накачали?
- А то как же! У меня знакомый в морге работал, такое рассказывал
- уши вянут.
- Лучше и вовсе не слушать, - решил худосочный, одна только
срамота.
- А кто он, ну тот, плюгавый, которого убили? спросил толстяк. -
Он, по-моему, хотел этих субчиков, что приехали у нас хлеб отнимать,
сагитировать, дескать, нам палки в колеса не вставляйте. Уж и говорить
начал, да тут - бах! - смотрю, уж он на земле ле жит.
Джим собирался было закурить, но так и не зажег самокрутку.
- Я знал его, - ответил он. - Хороший был малый. Вроде как рабочий
вожак.
Белолобый заметил:
- За головы вожаков государство неплохо платит. Так что долго они
не живут. Взять хотя бы этого Сэма, тощий, ровно змеюка. Говорит, в
порту работал. А я спорю, что он и полугода не протянет - кокнут.
Смуглый парень спросил:
- А как же с Лондоном? С ним, как с Дейкином, могут расправиться.
- Ну, уж нет, Лондона голыми руками не возьмешь У него голова на
плечах есть, - вступил худосочный.
- А если у него голова на плечах, чего ж мы сидим сложа руки?! -
взъерепенился белолобый. - С этой забастовкой одна морока. А кто-то на
этом денежки зарабатывает. Как туго придется, так непременно кто-нибудь
нас заложит, сам - в кусты, а нам - расхлебыва ть всю эту кашу.
Крепкий, плечистый мужчина встал на колени, надвинулся на
говорившего, по-волчьи ощерившись. Глаза недобро заблестели.
- Ну, вот что, умник, послушали тебя, и хватит. Я Лондона давно
знаю. Если ведешь к тому, что он нас заложит, давай выйдем. Я тебе
объясню, что к чему. Я мало что в этой забастовке смыслю. Но раз Лондон
сказал: "Дело стоящее",- я делаю, как он велит. И ты свои штучки брось!
Белолобый неприязненно смерил его взглядом.
- Грозный ты больно.
- Грозный не грозный, а тебя вздуть сумею.
- Кончай, ребята, - вмешался Джим. - Чего нам друг с другом-то
воевать? Не терпится кулаки почесать, подождите чуток, еще надоест.
Плечистый пробурчал что-то, но сел обратно, на свое одеяло.
- Чтоб я ни словечка больше о Лондоне за его спиной не слышал!
Толстяк взглянул на Джима.
- А как тебя, сынок, подстрелили-то?
- На бегу. Побежал, а меня - на мушку.
- Говорят, вы дали прикурить нашим "подменникам".
- Верно.
- А еще говорят, их теперь не на поезде, а в грузовиках привезут,
- заговорил сразу белолобый. - И вроде каждому дали по гранате со
слезоточивым газом.
- Вранье! - оборвал его Джим. - Чтоб нас запугать, чего только не
придумают.
Белолобый угрюмо продолжал:
- Хозяева, кажись, Лондона предупредили, что, пока у нас в лагере
красные, никаких переговоров не будет.
- Ну, и где ж эти красные? - зашевелился плечистый. - Уж не ты ли
сам, по разговору похоже.
- Сдается мне, что доктор из красных, - говорил белолобый. - Чего
ему здесь надо? Он же ведь ни гроша не получает. Кто ж ему платит?
Он-то уж небось не прогадает, - белолобый хитро прищурился. - А, может,
ему Москва платит.
Джим, побледнев, сплюнул на землю и, как мог спокойно, сказал:
- Таких сволочей, как ты, я отродясь не встречал! И в каждом ты
такого же подонка видишь!
Плечистый снова подался вперед.
- Парень дело говорит! Он-то тебя "причесать" не сможет, а уж я
постараюсь, если хлебало не заткнешь.
Белолобый медленно поднялся и пошел к выходу. Обернулся.
- Смотрите, ребята, вспомните мои слова. Не сегодня-завтра скажет
вам Лондон: "Кончай бастовать!" А у самого, глядишь, новая машина
появится, работа постоянная. Помянете мое слово!
Плечистый резко приподнялся, но белолобый уже выскользнул из
палатки.
- Что это за парень? - спросил Джим. - Спит с вами в одной
палатке?
- Нет, совсем недавно только объявился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91