Этот Пилон был прекрасен, и его мысли не были
осквернены ни себялюбием, ни плотскими желаниями. И узнать его мысли -
благо.
"Отче наш вечерний, - думал он. - Эти птицы вьются у чела отца
нашего. Милые птицы, милые чайки, как я вас всех люблю. Ваши
медлительные крылья поглаживают мое сердце, как рука ласкового хозяина
поглаживает сытое брюхо спящей собаки, как рука Христа поглаживала
головки детей. Милые птицы, - думал он, - летите к Святой Деве Кротких
Печалей, отнесите ей мое раскрывшееся сердце". И он произнес вслух
самые красивые слова, какие только знал:
- Ave Maria, gratia plena! [Начало католической молитвы: "Радуйся,
Мария, полная благодати"]
Ноги скверного Пилона остановились. Поистине в эту минуту скверный
Пилон перестал существовать (услышь это, о ангел, ведущий запись наших
грехов!). Не было, нет и не может быть души чище, чем душа Пилона в эту
минуту. Злой бульдог Гальвеса приблизился к покинутым ногам Пилона,
которые стояли во тьме одни-одинешеньки. И бульдог Гальвеса понюхал эти
ноги и отошел, не укусив их.
Душа омытая и спасенная - это душа, которой вдвойне угрожает
опасность, ибо весь мир ополчается против такой души. "Самые соломинки
под моими коленями, - говорит блаженный Августин, - вопиют, дабы
отвлечь меня от молитвы".
Душа Пилона не устояла даже против его собственных воспоминаний:
глядя на чаек, он вспомнил, что миссис Пастано нередко готовит из них
свои тамале. [Тамале - мексиканское блюдо из кукурузы, рубленого мяса и
красного перца] и при этой мысли он почувствовал голод, а голод низверг
его душу с небес. Пилон пошел дальше, вновь превратившись в сложную
смесь добра и зла. Злой бульдог Гальвеса повернулся со свирепым
рычанием и удалился, глубоко сожалея о том, что упустил такую
превосходную возможность укусить Пилона за ногу.
Пилон ссутулился, чтобы удобнее было нести бутылки.
Душа, способная на величайшее добро, способна также и на
величайшее зло,- этот факт подтверждается историей, в которой он не раз
был запечатлен. Есть ли кто-нибудь нечестивее отрекшегося от веры
священника? Есть ли кто-нибудь любострастнее недавней весталки?
Впрочем, это, быть может, лишь внешнее впечатление.
Пилон, только что вернувшийся с небес, был, сам того не
подозревая, особенно восприимчив к любому недоброму ветру, к любому
дурному влиянию, которыми была полна ночь вокруг него. Правда, ноги все
еще несли его по направлению к дому Дэнни, но в них уже не было прежней
решимости и убежденности. Они ждали только повода, чтобы повернуть
вспять. Пилон уже начал подумывать о том, как сокрушительно он сможет
напиться с помощью двух галлонов вина, а главное, как долго быть
пьяным.
Было уже совсем темно. И немощеная дорога, и канавы по обеим ее
сторонам прятались во мраке. Я не вывожу никакой морали из того факта,
что в миг, когда душа Пилона, словно перышко под дуновением ветра,
колебалась между великодушием и себялюбием, что в этот самый миг в
канаве у дороги сидел Пабло Санчес, томимый желанием покурить и выпить
стаканчик вина.
О, как должны молитвы миллионов мешать друг Другу и уничтожать
друг друга на пути к престолу божьему!
Пабло сперва услышал шаги, потом увидел смутную фигуру и затем
узнал Пилона.
- Здравствуй, amigo! - радостно закричал он. - Что это у тебя за
тяжкая ноша?
Пилон остановился, как вкопанный, и повернулся к канаве.
- Я думал, ты в тюрьме, - сказал он с упреком. - Я слышал про
гуся.
- Я и был в тюрьме, Пилон, - весело отозвался Пабло.- Но меня там
плохо встретили. Судья сказал, что наказание на меня не действует. А
полицейские сказали, что я съедаю больше, чем отпускается на троих. И
вот, - с гордостью заключил он, - меня отпустили на честное слово.
Пилон был вырван из когтей себялюбия. Правда, он не донес вино до
дома Дэнни, но зато тут же пригласил Пабло разделить с ним это вино в
доме, который он снимает. Если от дороги жизни ответвляются две тропы
великодушия и пойти можно только по одной, то кому дано судить, которая
из них лучше.
Пилон и Пабло весело вступили в маленький домик. Пилон зажег
свечку и поставил на стол в качестве стаканов две банки из-под варенья.
- Твое здоровье! - сказал Пабло.
- Salud! [Твое здоровье (исп.).] - сказал Пилон.
- Saludi - несколько мгновений спустя сказал Пабло.
- Ну, желаю тебе!- сказал Пилон.
Они перевели дух.
- Su servidor! [Ваш слуга! (исп.).] -сказал Пилон.
- Проехала! - сказал Пабло.
Два галлона вина - это немалое количество даже для двух пайсано. В
духовном отношении эти бутылки можно распределить следующим образом.
Чуть пониже горлышка первой бутылки - серьезная прочувствованная
беседа. Двумя дюймами ниже - воспоминания, овеянные приятной грустью.
Еще три дюйма - вздохи о былых счастливых любовях. На донышке -
всеобъемлющая абстрактная печаль. Горлышко второй бутылки - черная,
свирепая тоска. Двумя пальцами ниже - песнь смерти или томления.
Большим пальцем ниже - все остальные песни, известные собутыльникам. На
этом шкала кончается, ибо тут перекресток и дальнейшие пути неведомы.
За этой чертой может произойти все что угодно.
Но вернемся к первому делению, на котором начинается серьезная
прочувствованная беседа, ибо тут Пилон сделал замечательный ход.
- Пабло,- сказал он, - скажи, тебе никогда не надое- дает спать в
канавах, мокрым, бездомным, всеми покинутым, одиноким?
- Нет, - сказал Пабло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9