Приезжать в Сан-Квентин Реймонд любил с вечера. Старые друзья долго беседовали, вспоминали школу, пересказывали друг другу случаи, всегда одни и те же, которые оба превосходно помнили. А на следующее утро Реймонд отправлялся в тюрьму и со странным удовольствием погружался в ту атмосферу приглушенной истерии, которая неизменно сопровождает совершение смертной казни. Медленное шествие осужденного к месту казни рождало в его душе какое-то трепетное чувство, доставляющее острое наслаждение. При этом главным была не сама казнь – его захватывала волнующая атмосфера всей процедуры в целом. Это было как в церкви, только еще более торжественно, печально, подчинено трагическому ритуалу. Все это вместе вызывало у него ощущение полноты своего бытия, благоговейное чувство, с которым ничто не могло сравниться. Об осужденном Реймонд думал не больше, чем о цыпленке в тот момент, когда протыкал ему ножом мозги. В этом не было ничего похожего на жестокость, никакого смакования чужих страданий. Совсем не это заставляло его посещать такого рода зрелища. Просто у него развилась тяга к сильным потрясениям, а скудное его воображение неспособно было ее напитать. В тюрьме же перед казнью, когда у всех присутствующих нервы натянуты, он переживал то же, что и остальные... Если бы он оказался в камере смертника один и никого, кроме осужденного и палача, с ним рядом не было, на него это не произвело бы ни малейшего впечатления.
После исполнения смертного приговора все собирались в кабинете начальника тюрьмы. Эти сборища доставляли Реймонду огромное удовольствие. У всех вокруг нервы были взвинчены до предела, они старались шутками и бурным весельем восстановить утраченное душевное равновесие. Они резвились и ликовали, как дети, они шумели куда больше, чем обычно. С уничтожающей иронией относились они к случайному посетителю – обычно это был какой-нибудь молодой репортер, который терял сознание или со слезами на глазах выбегал из камеры. Реймонду нравилось буквально все. Он чувствовал себя живым, все его ощущения становились острее.
После этого следовал отличный обед у его друга, начальника тюрьмы, а затем он возвращался домой. Нечто похожее, только слабее, Реймонд испытывал, когда ребятишки смотрели, как он режет кур. Ему передавалось их волнение.
Вскоре после того как Мэнро переехали в Райские Пастбища, они прослышали о замечательном ранчо Реймонда Бэнкса. Прослышали они и о его поездках в тюрьму. Жителей долины интересовало, интриговало и порядком пугало то, что человек время от времени отправляется поглазеть, как кого-то вешают. До того как Берт Мэнро увидел Реймонда, тот представлялся ему типичным палачом, этаким долговязым, темным, холодным и бесстрастным, с тусклыми, холодными глазами. Самая мысль о Реймонде вызывала у Берта предчувствие чего-то необычного.
Когда же он наконец встретил Реймонда Бэнкса, увидел его веселые, черные глаза, его спокойное, здоровое, загорелое лицо, Берт разочаровался и в то же время почувствовал отвращение. Здоровье и добросердечие Реймонда уже сами по себе казались неуместными и почему-то непристойными. В его благодушии и любви к детям было нечто неподобающее.
Первого мая Бэнксы устроили очередное пиршество в дубовой роще. Стояла чудная пора, на склонах гор среди свежей травы пестрели люпины и лесные фиалки. Дубы покрылись свежей листвой, блестящей и чистой, словно их только что помыли. Солнце пригревало уже достаточно сильно, и в воздухе стоял запах полыни. Птицы в полнейшем упоении весело щебетали. Из птичников доносилось довольное квохтанье кур и скептическое кряканье уток.
Возле длинных столов под дубами собралось не менее пятидесяти человек. Сотни бутылочек домашнего пива стояли в лоханях, наполненных солью и льдом – смесь настолько холодная, что пиво у горлышек промерзало. Миссис Бэнкс расхаживала среди гостей, смеялась, приветствуя их или выслушивая приветствия. Она почти ничего не говорила. Реймонд жарил цыплят в ямах на вертелах. Его окружали восхищенные зрители, сопровождавшие процедуру шутливыми советами.
– Если кто-нибудь может приготовить цыпленка лучше, чем я, пожалуйста, милости просим, – кричал Реймонд. – Сейчас поджарю бифштексы для тех ненормальных, которые не едят цыплят.
Неподалеку стоял Берт Мэнро и внимательно следил за красными руками Реймонда. Он отхлебывал из бутылочки крепкое пиво. Берта заворожили сильные красные руки, ворочавшие вертела с цыплятами.
Когда большие, плоские блюда с жареными цыплятами понесли к столам, Реймонд вернулся к жаровне, чтобы поджарить еще цыплят на случай, если кто-нибудь из гостей захочет отведать второго, а то и третьего цыпленка. Реймонд был сейчас в одиночестве, потому что вся публика столпилась у столов. Берт Мэнро, который ел в это время бифштекс, поднял голову и увидел, что Реймонд сидит один у жаровни. Он отложил вилку и направился к нему.
– Что случилось, мистер Мэнро? Неудачный цыпленок попался? – озабоченно спросил его Реймонд.
– Я ел бифштекс, он был отличный. Не беспокойтесь, я просто быстро ем. А цыплят я не ем вообще.
– Да что вы? Вот уж никогда не мог понять, как это люди могут не есть цыплят, но я слышал, что таких довольно много. Тогда позвольте вам еще один бифштекс, совсем маленький.
– Нет, я уже сыт. Я считаю, люди вообще слишком много едят. Из-за стола надо выходить немного голодным. Тогда всегда будешь в форме, вот как звери, например.
– Пожалуй, это верно, – сказал Реймонд, поворачивая над огнем тушки цыплят. – Я заметил, что чувствую себя лучше, когда ем не очень много.
– Ну, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62