Капитан может скрывать, куда, как и когда
полетит корабль. Может быть, новоалександрийцам нужны были только мои
способности, а не мои мысли о том, как все должно происходить. В глазах
закона я не обладал никакой властью, а они при помощи контракта надо мной
такую власть имели.
Джонни пошел помогать Ротгару. У меня тоже было много работы -
тщательно проверить все механизмы, которые я использовал, чтобы убедиться
в их надежной работе, но пока я хотел несколько часов отдохнуть. Я был
совершенно без сил после полета. Я оперся о люльку и начал беседу с
ветром.
Так ты действовал по-своему? - впервые я сам был инициатором
разговора. Я привыкал к нему, принимал его присутствие, как нечто большее,
чем неприятное явление, с которым я ничего не мог поделать.
- Я действовал по-твоему, - ответил он. Было приятно, что кто-то
принимает близко к сердцу мои интересы.
- У меня в сердце и твои, и мои интересы. И так же должно быть у
тебя. Наши интересы должны быть более-менее одинаковыми. Спор может
повредить обоим.
Может быть, - согласился я и добавил: - но больше для тебя, чем для
меня. У меня ведь эта оболочка. Я обладаю телом.
Именно этот момент меня и беспокоил. На что был способен ветер, если
он уже устроился? Может ли он лишить меня моего тела? Но он охотно
согласился, что телом обладаю именно я и, в случае какого-либо спора ему
придется лететь туда, куда его везут. Я подумал, что, будь я на его месте,
то очень возражал бы против полета в Течение Алькионы.



11

Второй полет был мало похож на первый. Днем раньше я устанавливал
ограничители, чтобы не дать возможность выкачать из корабля все, на что он
был способен. На этот раз все было по-настоящему - двигатели готовы к
работе, а плазма - к истечению.
Небольшими порциями я набавлял импульсы в нормирующую систему, чтобы
прочувствовать циклы подачи плазмы и приспособить свою нервную систему к
этому ритму, прежде чем покинуть Землю.
Птица взмыла на вышке, словно неистово желала чистого пространства
всю свою юную жизнь, и теперь ей предложили, и она больше не в силах
ждать. Я сбросил релаксационную сеть к моменту закрытия дюз, и волна
энергии протекла через нервную цепь словно шок. Внезапно все ожило и
вылилось в скачок. Птица и в самом деле теперь двигалась - не поднималась
на всплеске двигателя или паря на крыльях, а перемещалась, внутренне
свободная и потребляющая энергию.
Быстрее, быстрее, быстрее...
В капоре Земля мне была видна только как направляющая отметка. Даже
солнце визуально превратилось в жалкую точку света.
- Отсчет времени готовности к тахионному переносу, - спокойно сказал
я Ротгару. Я всегда выглядел перед взлетом спокойным. Он начал с двухсот,
что я предвидел - из осторожности. На секунду или две я расслабился, чтобы
затем предельно собраться. Отсчет я игнорировал до тех пор, пока он не
дошел до восьмидесяти, затем немного ускорил свои действия и увеличил в
сети мощность, рывками подавая ее и отбирая назад. Релаксационное поле
скачками начало возрастать.
Ротгар удерживал плазму в полном равновесии. Она текла ровно, словно
большая река, несмотря на нагрузку, которую несла. Я пробежал пальцами по
пульту управления, ощущая готовность ответить на малейшее давление.
Осторожно повел корабль вдоль линии, которую мы вместе с дель Арко
проложили для рабочего курса. Корабль двигался ровно, без каких-либо
рывков по вине плазменного поля. Большая часть кораблей имела отклонения -
теряли время и мощность, - и постоянно барахлящие защитные поля. Но
"Хохлатый Лебедь" двигался с грацией совершенства.
Отсчет достиг двадцати, а в руках у меня было время и мощность. Все в
порядке - даже сомнения отсутствовали, что что-то может быть не так. Вне
всякого сомнения - корабль подчинялся мне, и мы действуем как единое
целое. Мы готовы.
Когда счет перешел на простые числа, релаксационное поле резко
возросло и начало усиливаться. Под нагрузкой плазма пыталась вырваться, но
мы с Ротгаром удерживали ее, заставляя плавно истекать. Правой рукой я
прибавлял, а левой сдерживал подачу. Точно старался выдержать баланс,
чтобы удержать истечение. Достигнув барьера Эйнштейна на границе
досветовых и сверхсветовых скоростей удерживать равновесие стало
неимоверно сложнее. Теперь необходимо было быть очень точным. Если я
пережму, плазменное поле прорвется и истечет из системы. Если бы я ослабил
напор, то мы потерпели бы неудачу с передачей, поскольку не совладали бы с
нагрузкой течения.
Но отсчет достиг нуля, и времени на размышления у меня уже не было.
Только рефлексы и интуиция. Нагрузка перераспределилась к ограничителю, и
импульс резко бросил нас через барьер без фазовой вспышки. Каждое
мгновение корабль оставался устойчивым. Плазма поддерживалась в
совершенстве. Немедленно я успокоил распределяющее поле. Напор возрастал у
меня в руках. В тахионном реверсе скорость возрастала экспоненциально, по
мере того, как я изменял эффективную массу. Я расслабился, на пяти тысячах
дал кораблю возможность двигаться равномерно. Он лег на трассу и вскоре мы
были в открытом пространстве.
Я откинулся назад и закрыл глаза.
- Он движется намного быстрее, чем в прошлый раз, - услышал я голос
дель Арко с большого расстояния. Меня охватило искушение изменить
гравитационное поле в надежде, что он не успеет пристегнуться в кресле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59