Мне она нравилась. Но
я не мог немного не сожалеть о ней. Это заносчиво, конечно, но так уж я
все воспринимал. Она показалась мне такой пустой. У анакаона душа широко
открыта для всего окружающего. В душу Линды не имело доступа ничто, кроме
ее веры в землю обетованную. Она и люди, которых она изучала, образовывали
противоположные полюса.
И я не считал своей задачей давать Линде советы или пытаться изменить
ее. Я сообщил ей, что знал, и обдумывал некоторые ее реакции с некоторой
долей сарказма. Она не была оскорблена, так как знала, что я не имел в
виду ничего плохого. Просто все, что я ей рассказал, бесполезно сгорело.
Линда осталась в городе на краю джунглей, и только Макс сопровождал
нас в долгой поездке назад, в космопорт.
Не было ничего приятного в том, чтобы снова увидеть солнце.
Психическое возбуждение быстро свелось на нет психической неуютностью. Я
был вынужден целыми днями носить темные очки, пока мы с Эвой не добрались
до "Дронта". Макс и Эва были в таком же положении. Если учесть, что была
вершина лета, то мы выглядели как опереточные мафиози.
- Жаль, что вам пришлось испытать здесь так много трудностей, -
заметил однажды Макс, когда мы после вертолета ожидали поезд. - Это
действительно очень прекрасный мир. Мы тоже делаем из него что-то. Жаль,
что за его пределами вы не сможете создать для нас лучшее паблисити.
- Не имею намерения, - возразил я. - Паблисити - это последнее, что
вам нужно. Ведь не мы создали искаженную картину этого мира, а вы.
Подумайте о том, что мы имеем космические перспективы.
- С такой логикой все жители планеты имели бы искаженное
представление об их собственном окружении, - парировал он.
- Не только жители планеты. Каждый, - сообщил я ему. Конечно, до него
не дошло, что я имел в виду.
- Ну, - сказал он, - неважно, что вы думаете. В конце концов, вы и
сам довольно неважный.
- Да, я такой, - ответил я счастливо. - Совершенно неважный. Все, что
я делаю, ни для кого, кроме меня, и ломаного гроша не стоит. Но получилось
бы что-нибудь, если бы весь мир прекратил думать?
Но он не понял и этого. Эва, вообще-то, тоже. Пройдет еще какое-то
время, пока она по-настоящему вырастет. Она слишком много думает не о том.
Пока мы добирались до космопорта, Элина выучилась говорить по меньшей
мере пятьдесят слов по-английски. Я хотел бы торопливо добавить, что это
только благодаря помощи Эвы. Эва не слишком ценит молчание. Девочке очень
нравится, когда Эва беседует с ней, и Эва тоже считает, что та составляет
ей приятное общество. Может быть, дело в том, что Элина не стала
ироничной. Эва не удовлетворилась тем, что этот ребенок может улыбаться и
делать в подходящих случаях дружеские жесты. Она сочла своей обязанностью
назвать ей наши имена и передать ей запас слов, с помощью которого та
могла бы выразить, как она счастлива и как быстро идет поезд.
Я считал это достаточно глупым. У меня не было стремления обоюдно с
девочкой выражать свои чувства, но если бы я его имел, то выбрал бы метод,
который позволил бы нам что-то иметь в виду, когда мы что-то говорим.
Слова не имеют никакого смысла, только производят шум. Они кажутся мне
оскорблением для Эвы, для Элины и для интеллигента в общем. Но я ничего не
сказал. Несомненно, Титус Чарлот будет благодарен Эве за то, что она взяла
на себя начальное образование. Но вполне было возможно, что он оторвет ей
голову за то, что она вмешалась в его эксперимент.
На борту "Дронта" никакого сверхпышного приема не было. Чарлот что-то
долго не по делу крутил пальцами, будто весь мир постоянно обращался с ним
невежливо. Когда он впервые узнал, что мы доставили девочку назад, он был,
конечно, восхищен, но с тех пор прошло много дней, и его приподнятое
настроение было уже стерто нетерпением.
У меня не было желания говорить с ним о девочке. Это привело бы
только к длинной и совершенно бессмысленной дискуссии о чем угодно, что я
- как факт - принимал охотно, но о чем совсем не хотел спорить. Я
предоставил это Эве - передать рассказ женщины так хорошо, как только она
могла. Да это и было ее задачей. Она руководила экспедицией. Я был только
подчиненным. Но я не завидовал Эве и внимательно следил, чтобы меня не
втянули в это дело. Я был доволен полетом "Дронта" назад, в Коринф, и
раскладыванием событий по полочкам в глубинах моей памяти.
Подходящие медикаменты и долгий сон устранили самые плохие
последствия нашего предприятия.
Когда я, наконец, поднял "Дронта" и тем самым поставил точку после
всей этой истории, я подумал о том, что радовался сейчас прощанию с Чао
Фрией больше, чем когда-то с Рапсодией. Разумеется, я в своем
неподражаемом стиле остался совершенно нетронутым этим миром, и
единственное, что я взял отсюда - это маленький пакет в моем кармане. Это
была вторая забота, которую Линда устранила для меня, прежде чем мы
покинули маленький город на краю леса.
Но во время нашего пребывания на Чао Фрии произошли важные события.
Союз между мной и ветром упрочился. Мы, наконец, стали душами-близнецами.
В туманности Альциона я нуждался в его помощи, и в пещерах Рапсодии,
вероятно, тоже, но это было совсем другое. С того мгновения, когда я взял
в руки флейту Майкла, ветер стал нужен мне постоянно, и это кончится
только с моей смертью.
Пока я сидел, расслабившись, в моем контрольном кресле во время
полета на Нью Александрию, я размышлял о том, что я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50