Ее тело было
цвета плоти и цвета крови - совершенно розовое, без примеси желтого. Ее
волосы были белыми как вата, но блестящими, а ее глаза были удивительно
красными как у белого кролика. У нее был тихий тоненький голосок и только
что не ультразвуковой смех, которым она сейчас и смеялась. Она едва
доставала до его плеча, хотя они и сидели на одной высоте. Единственная
непропорциональность ее фигуры состояла в том, что у нее был длинный торс
и короткие ножки. - А это Зина.
Горти повернулся и посмотрел на нее и у него перехватило горло. Она
была самым красивым маленьким произведением искусства, которое он
когда-либо видел в своей жизни. Ее темные волосы сияли и ее глаза тоже
сияли, а ее головка скользила от виска до щеки, закруглялась от щеки до
подбородка, мягко и гладко. Ее кожа была загоревшей поверх глубокого
свежего сияния, похожего на розовые тени между лепестками розы. Губная
помада, которую она выбрала, была темной, почти коричнево-красной; это и
темная кожа делали белки ее глаз похожими на маяки. Она была одета в
платье с широким отложным воротником, лежавшим на ее плечах, и с глубоким
вырезом чуть ли не до талии. Этот вырез впервые подсказали Горти, что эти
дети, Гавана и Банни и Зина, были совсем не детьми. Банни была кругленькой
как девочка или мальчик. Но у Зины были груди, настоящие, тугие, упругие,
отдельные груди. Он посмотрел на них, а затем на три маленьких лица, как
если бы лица, которые он видел раньше исчезли и вместо них появились
новые. Грамотная, уверенная речь Гаваны и его сигары были его признаком
зрелости, а альбиноска Банни конечно продемонстрирует какую-нибудь
подобную эмблему через минуту.
- Я не скажу вам его имя, - сказал Гавана. - Отныне он собирается
обзавестись новым. Правильно, малыш?
- Ну, - сказал Горти, все еще боровшийся со странным перемещением тех
мест, которые эти люди успели уже занять внутри него, - ну, наверное.
- А он смышленый, - сказала Банни. - Ты знаешь об этом, малыш? - Она
издала свой самый неслышный смешок. - Ты смышленый.
Горти обнаружил, что он снова смотрит на груди Зины и его щеки
вспыхнули.
- Не подкалывай его, - сказала Зины.
Она впервые заговорила... Одной из самых ранних вещей, которые мог
вспомнить Горти был камыш, который он увидел лежа на берегу ручья. Он был
тогда совсем ребенком и темно-коричневая колбаска камыша, прикрепленная к
его сухому желтому стеблю показалась ему жесткой и колючей вещью. Не
срывая его, он пробежал пальцами по всей его длине и то, что это оказалось
не твердое дерево, а бархат, было трепетным шоком. Он испытал такой же шок
сейчас, впервые услышав голос Зины.
Официант, молодой человек с похожим на пирожное лицом, уставшим ртом
и смешливыми морщинками вокруг глаз и ноздрей, ленивой походкой подошел к
ним. Он явно не был удивлен при виде карликов и уродливого зеленокожего
Солума.
- Привет, Гавана. Вы что, ребята, устраиваетесь поблизости?
- Не в ближайшие шесть недель. Мы сейчас в районе Элтонвилля. Подоим
Ярмарку Штата и вернемся обратно. У нас сейчас масса предложений.
Чизбургер для этого милашки. А вам что будет угодно, леди?
- Яичница-болтунья на ржаном тосте, - сказала Банни.
Зина сказала:
- Поджарьте немного бекона пока он почти пригорит...
- ...И посыпьте им пшеничный хлеб с арахисовым маслом. Я помню,
принцесса, - заулыбался повар. - Твое слово, Гавана?
- Бифштекс. Для тебя тоже, а? - спросил он Горти. - Нет, он не может
его разрезать. Рубленое филе, и я застрелю тебя, если ты добавишь туда
хлеб. Зеленый горошек и картофельное пюре.
Повар сложил колечко большой и указательный пальцы и пошел выполнять
заказ.
Горти спросил, стесняясь:
- Вы работаете с цирком?
- Карни, - сказал Гавана.
Зина улыбнулась увидев выражение его лица. От этой улыбки у него
закружилась голова.
- Это карнавал. Ну ты знаешь. Болит рука?
- Не сильно.
- Это меня убивает, - взорвался Гавана. - Вы бы ее видели. - Он
приложил свою правую руку к пальцам левой и сделал движение, как будто
измельчал крекеры. - Кошмар.
- Мы ее вылечим. Как мы будем тебя называть? - спросила Банни.
- Давайте сначала подумаем, что он будет делать, - сказал Гавана. -
Мы должны сделать Людоеда счастливым.
- Об этих муравьях, - сказала Банни, - ты бы стал есть слизняков или
кузнечиков или еще что-нибудь?
Она спросила его об этом прямо и на этот раз она не хихикала.
- Нет! - сказал Горти одновременно со словами Гаваны: - Я уже
спрашивал его об этом. Это отменяется, Банни. И потом, Людоед все равно не
любит использовать фигляров.
С сожалением в голосе Банни сказала:
- Ни один карнавал не имеет карлика-фигляра. Это был бы выигрышный
номер.
- А что такое фигляр? - спросил Горти.
- Он хочет знать, что такое фигляр.
- Ничего особенно хорошего, - сказала Зина. - Это человек, который
ест всякие неприятные вещи и откусывает головы у живых цыплят и кроликов.
Горти сказал:
- Я не думаю, что я бы захотел это делать.
Да так рассудительно, что три карлика взорвались пронзительным
смехом. Горти посмотрел на них, на одного за другим, и почувствовал, что
они смеются с ним, а не над ним, и поэтому он засмеялся тоже. И опять он
почувствовал тот прилив тепла внутри. Эти люди делали все таким легким.
Они похоже понимали, что он мог быть немного непохож на других людей и это
было не страшно. Гавана очевидно рассказал им все о нем и они стремились
помочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57