— Пепла! Скажешь тоже, Пат! Он ведь ненавидел огонь, или ты забыл?— Война в прошлом, Майк. Так что, возможно, он успел избавиться от этой фобии. И выбрал кремацию. Кроме того, где, черт возьми, найдешь теперь место в городе для нормальных похорон?Превратиться после смерти в пепел и прах — нет, то совсем не походило на образ мышления Дули. Я же прекрасно помнил, как мы с ним однажды оказались в ловушке, в горящем здании, и как ненавистна была ему мысль о том, что мы сгорим в этом огне, превратимся в обугленные куски мяса. Каким-то непостижимым образом ему удалось пробить дыру в стене с помощью гранаты. Мы выскочили и с ходу уложили четырех солдат противника, загнавших нас в это пекло, а затем благополучно и без всяких приключений вернулись к своим. И еще многие месяцы спустя мы с Патом видели безобразные шрамы от ожогов на спине Дули, всякий раз, когда вместе мылись в душе.Сидевшая за письменным столом Вельда опустила в чашку кофе пакетик с заменителем сахара. Пат подошел и увидел лежавшее на папке с документами какое-то маленькое хитрое приспособление и, жуя черствый рогалик, осведомился:— А это еще что?— Последнее слово техники в подслушивающих устройствах, — ответила она.— Кто дал твоим ребятам распоряжение прослушивать наш телефон? — спросил я. Мы хоть и были добрыми друзьями, но Пат как-никак фараон.Мы дали ему минуту — переварить услышанное. Затем я заметил:— Никто, дружище. Его нам просто подложили.Вельда пощелкала пальцем по аппарату, стоявшему на столе.— Вот этот.— Ловко, — заметил Пат. — Но кто это сделал?Я ответил:— Мы знаем когда, знаем почему. Но только не знаем кто.— Замечательно! Ничего себе объяснение. — Он откусил еще кусок рогалика.— Эта пресс-конференция носила стихийный характер. Мы сделали лишь несколько телефонных звонков. А уж они сами позаботились о том, чтоб новость распространилась. Согласитесь, мое внезапное возвращение все же представляло интерес для средств массовой информации. И вот некий человек, расслабившийся после того, как до него дошло известие о моей гибели, вдруг узнает, что на самом деле ничего подобного не произошло. А у него имеется свой человек среди этих журналистов и репортеров. И подменить аппарат или засадить «жучок» во время интервью, когда взоры всех присутствующих были обращены ко мне, не составляло особого труда.— Ну и?..— Ну и я сразу почувствовал себя важной персоной. И прошу меня не разочаровывать!Пат дожевал рогалик и кивнул:— Да ради Бога!— Кстати, скажи, пожалуйста, сколько мест займет миллион баксов сотенными купюрами?Он недоверчиво взглянул на меня, потом понял, что я не шучу, и ответил:— Ну, большую картонную коробку. Доверху. Коробку размером с сушильный шкафчик.— Тогда для миллиарда долларов понадобится тысяча таких коробок, верно?Теперь уже Пат заметно растерялся.— Ну да... А почему ты спрашиваешь?Для облегчения расчетов я решил назвать приблизительную цифру.— Тогда сколько же места должны занять коробки, где хранятся восемьдесят миллиардов долларов?— Знаешь, Майк, — сказал он, — похоже, эти выстрелы в живот оказали воздействие на голову.— Это не ответ.— Ну, наверно, для этого понадобится очень просторный склад, верно?— Я тоже так думаю. — Усмехнувшись, я добавил: — Что бы ты делал с такой кучей деньжищ, а, Пат?— Купил бы новую машину, — пробормотал он, недоумевая, к чему это я клоню.— Знаешь, я о том же подумал, — сказал я и улыбнулся.Вельда особо не прислушивалась к нашему разговору. Лишь покачала головой.— И что теперь прикажешь делать с этим «жучком», Майк?— Можешь засунуть его обратно?— Я же его вынула, разве нет? Конечно, могу. Но только позволь поставить его в другой аппарат. Эта штуковина представляет собой миниатюрный передатчик и, переставленная на другой аппарат, будет передавать только то, что мы сами хотим, чтоб они слышали.— Прекрасно, — ответил я. — Действуй.Пока она вставляла «жучок» в аппарат, стоявший на другом столе, мы с Патом допили кофе, взглянули на часы и увидели, что нам пора.Спустившись вниз, мы поймали такси и отправились в похоронное бюро «Ричмонде». И увидели аккуратно выведенное на дощечке красного дерева имя «Дули», а ниже — стрелку, указывающую в направлении часовни, что слева.Тишина и покой, царившие в дорогих моргах, подобных этому, были просто удручающими. Они окутывали, словно густой туман. Здесь было положено проливать слезы горя или держаться с самым стоическим видом, но явно давая понять, что ты еле сдерживаешь охватившую тебя скорбь. Лишь похоронщики выглядели более или менее нормально. Они здорово надрочились изображать скорбь и утешение, даже в тех случаях, если бы им жали ботинки. Но об этом и речи не могло быть, потому как то было заведение с приличной репутацией.Я думал, что на похороны Дули никто, кроме нас, не придет, но заблуждался. В зале собралось дюжины две людей. Всего две из них — женщины. Они отошли в уголок и стояли там, тихо переговариваясь. Одна из них плакала. Не слишком сильно, но слезы скорби лила. Все остальные — мужчины — были ничем не примечательны. Одни походили на работяг, отлучившихся на похороны во время обеденного перерыва, другие — вообще непонятно на кого. Возможно, то были соседи Дули. Четверо из них стояли возле возвышения в центре, на котором красовалась изящная резная урна.И я знал, что в ней лежит. В ней лежало то, что недавно было Маркосом Дули.А парень, уставившийся на меня, явно хотел, чтобы в ней лежал я. Ростом примерно с меня, а судя по тому, как сидел на нем шестисотдолларовый костюм, можно было догадаться, что он не понаслышке знаком с оборудованием «Наутилуса».* И пробегал трусцой не меньше пятидесяти миль в неделю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73