Отовсюду уже высыпали
люди. Дежурный администратор постучал в мою дверь и попытался выяснить, в
чем дело. Я ответил, что все в порядке и что совершено покушение на мою
жизнь, но, к счастью, никто не пострадал. Но на этом дело не кончилось.
Дежурный, оказывается, успел позвонить в полицию, как только услышал
выстрелы, а трубку снял лейтенант Граверс. Вскоре он сам появился в отеле
в сопровождении сержанта в форме, а еще через несколько секунд стоял перед
моей дверью, заложив руки за спину.
- Мистер Баннермен, я полагаю, вы можете дать мне удовлетворительные
объяснения по поводу перестрелки, которая здесь только что произошла?
Я рассказал все, что было, но заметил, что он мне не верит. Он
смотрел на меня с иронической усмешкой.
- Знаете, я уже достаточно наслушался о Баннерменах. Они, как видно,
считают, что могут в этом городе делать все, что угодно. Мое начальство
часто упоминает тех, кто диктует условия в этом городе и иногда даже
перегибает палку в вопросах политики. И мне кажется, на этот раз я
заполучу в свои руки хоть одного Баннермена... - с каждым словом его
улыбка становилась все холоднее. - Нам известно, что у вас есть оружие.
Это так?
Отрицать не имело смысла. Я кивнул на стул, где под курткой лежал
револьвер.
- Если так... - проронил Граверс и приказал сержанту: - Конфискуйте
оружие, Фред!
Я уже понял, что будет дальше, и начал одеваться. Когда я был готов,
лейтенант проговорил:
- Все свои показания вы дадите в полицейском участке при свидетелях.
- Он посмотрел на Аниту. - Вы тоже поедете с нами, мисс.

8
Они рассадили нас вокруг стола, на котором лежал мой револьвер.
Лейтенант Граверс был очень доволен. Он разрешил Аните воспользоваться
телефоном, и она позвонила Вэнсу Колби. Сейчас он уже ехал сюда.
Я обратился к лейтенанту и сказал, что тоже хотел бы позвонить
кое-кому. После недолгого раздумья Граверс велел сержанту подключить еще
один телефон. Я нашел в справочнике номер Уилкинсона, позвонил ему и,
сообщив, кто я такой и где сейчас нахожусь, попросил приехать. Он очень
разволновался и сказал, что немедленно выезжает.
Для человека, которому стукнуло девяносто три, он приехал достаточно
быстро. На дорогу ему понадобилось не больше пяти минут. Я не видел его
двадцать пять лет и нашел, что он почти не постарел за эти годы. Это был
высокий старик с шапкой седых волос, величественный и благородный. И
совсем нетрудно было понять, почему он стал самым уважаемым адвокатом
штата.
Мы крепко пожали друг другу руки. Я очень хотел поболтать с ним о
всяких пустяках, но старик сразу попросил Граверса разрешить нам
поговорить несколько минут наедине, и тот был рад оказать ему такую
любезность. Но по выражению лица лейтенанта я понял, что он думал. Он
знал, что нам с ним предстоит долгий и трудный разговор, и старался
оттянуть эту минуту.
Крошечная каморка, куда нас привели, была пропитана запахами пота и
табака, поэтому я не испытывал никакой радости, переступая порог.
Уилкинсон бросил на стол свою папку, вынул какие-то бумаги и придвинул их
мне так, чтобы я сразу увидел помеченные места.
- Ваш отец, Кэт, полностью доверял мне, - сказал Уилкинсон. - И ваш
дед почтил меня таким же доверием. А вы... доверяете мне вы?
- Конечно! У меня нет никаких причин не верить вам.
- Вот и отлично! - он вынул из кармана ручку. - Подпишитесь там, где
галочки.
Я расписался, наверное, в двадцати местах, отдал ручку и сложил
бумаги.
- Зачем вам это? - спросил я.
- А вы когда-нибудь знали подробности завещания вашего отца, то есть
дедушки?
Я неопределенно развел руками.
- Знаю только, что он разделил состояние между отцом и дядей Майлсом.
А разве нет?
- В какой-то степени да. Но были еще некоторые дополнительные
условия. После их смерти деньги должны перейти к их детям. А если
кто-нибудь из детей умрет, то к другим детям или к детям умершего.
- Вот как?
- Так гласило последнее завещание. Кроме того, ваш дед, зная, как его
дети относятся к деньгам, поставил в завещании еще одно условие: капитал
переходит к родственникам покойного, только если он не затребован прямым
наследником в течение тридцати лет. Срок этот истекает как раз в субботу,
то есть завтра.
- Ага, значит, я единственный и законный наследник уже истраченного
капитала. К чему тогда вся эта волынка? Я-то знаю - мой старик промотал
все деньги.
- В том и дело, что дед сделал оговорку, согласно которой дети не
могли полностью расходовать капитал. Ваш отец был бесшабашным человеком,
но и он оставил кое-какую недвижимость, которую не имел права продавать.
Так что если вычесть все налоги, на вашу долю приходится не меньше двух
миллионов.
- Что?! - я непроизвольно вскочил, вцепившись в край стола.
Уилкинсон задумчиво кивнул.
- Теперь понятно, зачем мне ваши подписи?
Но еще не все стало понятно, и я спросил:
- А как с дядей Майлсом и его детьми?
- Боюсь, что никак. Они уже истратили все до последнего цента, и из
Баннерменов богатым остались только вы.
- Черт возьми!
- Но в завещании есть еще один пункт, который может все испортить, и
это меня беспокоит. Могут возникнуть большие неприятности.
- В чем дело?
- Ваш дед был внешне очень экстравагантным человеком. Он был слишком
честен и принимал закон буквально до последней буквы. И вот он оставил в
завещании пункт, согласно которому наследник, замешанный в какое-нибудь
уголовное дело и признанный виновным, навсегда лишается своей доли
наследства, а его часть переходит к другим, которые себя ничем не
запятнали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25