А просто весело. Ботаника.
Да, было здорово тихонечко войти в предусмотрительно незапертый коридорчик, на цыпочках прошествовать в лабораторию и замереть. Юркнуть за угол вытяжного шкафа и не дышать. Щекой припасть к стеклу и любоваться тем, как в желтых отсветах спиртовки порхают золотые мальчишеские ресницы.
Ну, а когда они вскинутся, и большие темные глаза профессора тебя увидят, замершую в укрытии, сделать Зою. Сейчас же, тут же, не задумываясь, показать ему нахальный красный язычок. Острый и длинный.
А вообще-то ей всегда нравились другие. Грибки боксеры и кони лыжники. Самоуверенные дураки, которых так весело водить за их короткие носы и вокруг собственного пальца. Надо лишь наловчиться, знать, как ненароком не угодить в клещи объятий под лестницей у раздевалки.
И с ними никогда ни о чем не печалилась Лера. Даже чувства такого не ведала. А вот разлучили ее с тихим мальчиком, из всех искусств, требующих глазомера и физической сноровки, владевшего ну разве только каллиграфией, и загрустила девчонка. Милые забавы сельской оторвы, вроде катания на моторных лодках с сынками трактористов-браконьеров, или ночные прятки в свежих стогах больше не манили. Не вызывали ныне безумного головокружения. И сладкий привкус опасности сменялся очень быстро чесночной отрыжкой переедания. Желудочек уменьшился, и аппетит пропал.
Так что Стася имела право удивляться и недоумевать. Очкастая зануда, которая тем летом практически лишилась радости полночных погружений в страну героев хороших и разных книг. А что делать, если в половине первого, а то и гораздо раньше, Валерка уже в кровати, лежит и рассуждает:
— Наверное, сейчас сидит к экзамену готовится… а в холле танцы, так ведь у студентов… но разве его выманишь…
Как быть? Да, только свет тушить и до свидания.
Между прочим, грешили. И пастырь детских душ Егор Георгиевич Старопанский, который пару раз употребил словцо «шлюшонка». Вклеил не вполне наробразовское, разъясняя ситуацию, растолковывая классной руководительнице валеркиного девятого «Б» Анне Алексеевне Морилло. И лешкина мать Галина Александровна напрасно утруждала язык и носоглотку. Вводя в курс дела томскую сестру Надежду, отчаянно по фене ботала. Оба ошиблись. Заблуждались. Валерия Николаевна Додд, до встречи с мальчиком Лешей, глупостей не делала. Прожив на свете шестнадцать полных лет, она, бандитка, как-то умудрилась ни разу и не переступить условную черту. Грань, за которой заканчивается компетенция педиатра и начинается гинеколога.
А случай представлялся, и неоднократно. Однажды не кто-нибудь, а сам Андрей Андреич Речко, любимый тренер и наставник, не смог с природой совладать. И ведь никаких дурных мыслей не было, просто шел с полотенцем на шее и с мыльницей в руке. Спускался по лестнице ночного общежития, насвистывая что-то футбольное. Нормальное дело. Физрук шествует в душ, который, давно уже известно, в дни школьных спартакиад в Новокузнецком доме пионеров работает только под утро, когда все спят.
Как шел, так с бравым маршем на устах и нырнул в сырую полутьму. А в этой мерцающей полутьме, под шумными струями девичье тело. Опередили, в общем, мужика. Ему бы чертыхнуться, да выйти. А он, зачарованно глядя на чудо, медленно начинает расстегивать молнию своей фасонной олимпийки. Но тут, слава Богу, блестящая русалка сама спешит на помощь одуревшему шкрабу. Глядя ему прямо в глаза, синеокая рыбка Валерка говорит тихо, но очень внятно:
— Я так сейчас орать начну, Андреич, так заблажаю, что слышно будет даже в Южке.
Решительная. Да. Очень решительная, не теряется ни на суше, ни на море. Молодец. Ну, а закрывать глаза и смеяться, забавно, но удивительно некстати фыркать, как будто мячик с дырочкой в боку, ее заставил совершенно неспортивный книголюб, первый математик третьей школы:
— Ты чего, что-то не так?
— Нет, все замечательно, ты молодец, Алешенька.
Через неделю пришло время забирать Стасю. Сосед гнал от души. Словно предчувствуя, как будет еле-еле на первой скорости телепаться с порезанной девчонкой в люльке. Всю дорогу до Судженска газульку заворачивал. Хотел, наверное, Алешку в седле проверить. Не вышиб. А до больницы студент не доехал, лишь потому, что у лесоруба никаких проблем со зрением. Мог быть бы птицей.
— Эй, слышишь, — лихач крикнул, притормозив у станционной водокачки, — никак электричка стоит.
И не ошибся. Смешал чистые слезы прощанья с мелким потом ненужной суеты.
Алексей спрыгнул с жесткого седла, глянул на Леру, глянул на поезд и снова взобрался на высокий насест.
— Уеду следующей.
— Ты чё, — гаркнул грубиян-мотоциклист. Мужик от удивления даже повернул свой рыжий чуб к дурачку студенту, — следующая уже завтра. Теперь до Томска только проходящий полвторого ночи.
— Беги, — сказала Лерка, ладошкой тронув запястье милого, погладив, — все правильно, беги.
Леша сполз с сиденья, смешно попятился, остановился.
— Я напишу тебе… я напишу тебе, — пробормотал.
А Лера, что сделала она? Да по своему обыкновению в самый трогательный момент взяла и по-хулигански подмигнула. Обоими глазами сразу.
И ничего не рассказала Стасе. Ага, такая вот она непредсказуемая, то не остановишь, то слова клещами не вытащишь. Обиделась сестра. Надулась. И вся эта история, в которой ниточка с иголочкой никак не сходятся, стала ее просто раздражать. Как, собственно, сам по себе городской стиль жизни с его непредсказуемостью, необъяснимостью, изломанностью и вечным нездоровьем. Фу.
А еще злобой, да, именно, злобой. И в этом Стася убедилась окончательно через год, когда поступила. Легко одолев экзамены, прошла на библиотечный факультет Южносибирского института культуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68