Я её и не видела...
- Все, все. Не видела. Так. Не видела и ничего не знаешь ни о каком похищении?
- Конечно..
- А ты, Герман, только с Терещенко и его... группой сегодня смог познакомиться?
Я кивнул.
Майор задумавшись, барабанил пальцами по столу. Я примерно представлял, о чем он думал. Он думал, что у следствия вновь ничего нет, что все нити сходятся к Клину, Клинову Олегу Руслановичу, против которого есть только косвенный улики, а источники, вроде Валентины Медведевой или той же речной нимфы Кати, которые могли бы дать нам в руки фактический материал, уже сказать ничего не смогут.
- Мы теряем время, - устал сказал майор. - Я думаю, нам следует отложить наш разговор хотя бы до завтра.
- Я вижу, что и милиция, и вы, частный сыщик, упорно занимаетесь ни тем, чем на мой взгляд надо, - раздраженно сказал Тарасов. Мы все посмотрели на него. - Ну что вы на меня смотрите? Вы имеете арестованного организатора похищения, у вас на руках прямые улики в виде пистолета, денег и браслета моей жены. Что вам ещё надо? Может быть, вас убедит только видеозапись самого преступления. Так у нас её нет. Так что, уважаемые частные и госсыщики, работайте с тем, что у есть.
Он обвел нас победным взглядом и хлопнул ладонью по столу.
- Вот так-то, господа сыщики.
Майор Степанов посмотрел на часы и поднялся.
- Уже почти три часа. Пора по домам.
ГЛАВА 54
УЖАСНАЯ МЕТАМОРФОЗА
Мы все встали. Тарасов, кивнув нам, вышел, почти силой уводя с собой Марину. Майор Степанов прошел следом.
У двери повернулся и весело подмигнул. Чем-то он был доволен.
В коридоре Тарасов разговаривал с майором Звягинцевым. Марины нигде не было видно.
- Ну мы пошли, - сказал майор Степанов.
Тарасов пожал ему руку на прощанье.
- Как все по-идиотски, как глупо! - бормотал Тарасов.
Мы вышли на крыльцо. Отдел милиции был огорожен бетонным заборчиком, внутрь которого пускали только патрульные машины. "Мерседес" Тарасова и мой "Москвич" стояли с внешней стороны.
- Где эта тварь? - вдруг спросил Тарасов.
- Кого это вы имеете в виду? - спросил я, ухмыльнувшись.
Тарасов взглянул на меня и ничего не сказал. Повернувшись к дежурному лейтенанту, стоявшего тут же с автоматом и бронежилетом и, который, воспользовшись временной передышкой в кутерьме службы, спкойно курил, Тарасов спросил его:
- Вы не видели, куда делась моя дочь?
- Марина? - спросил лейтенант, и Тарасов взглянул на меня, словно зачем-то беря в свидетели. - Марина только что села вон в ту машину. Слышите, дверца хлопнула. Вон в тот "Москвич".
- Как в "Москвич"? - встревожился Тарасов.
- Ну да. Разве это не ваша машина? - спросил лейтенант, и вот тут-то все и произошло.
Я-то смотрел на свою машину, уже понимая, что Марина в впрямь вознамерилась продолжить наши супружеские отношения. Я думал, как бы это деликатно выковорить её из машины, не задев при этом отцовские чувства присутствующего здесь же Тарасова. Главное, я уже так устал сегодня, что мечтал только добраться домой, завалиться спать и не видеть, и не слышать никого...
И в этот самый момент крыша моей машины странно вспучилась, словно пузырь жвачки на губах задумчивой телки, где-нибудь в поезде метро, когда, задумавшись о чем-то своем, девичьем, она совмещает физиологический процесс жевания с мифотворчеством собственных грез, естесственно, невинных. Сейчас же все было гораздо страшней; вслед за вылетевшим лобовым стеклом, сразу лопнула крыша, из которой полезло что-то бесформенное, похожее на окровавленный мешок, и тут же оглушил сильный ватный хлопок, мягко ударивший по сразу оглохшим ушам.
Тарасов, слабо рыча, с удивительной силой оттолкнул меня, так что я мог бы слететь со ступенек, не стой рядом майон Степанов, который инстинктивно поддержал меня. А Виктор Константинович уже бежал к месту взрыва, что-то вскрикивая на ходу, неловко подволакивая непослушные ноги. Лейтенант стоял разинув рот, свесив к нижней губе приклеившуюся фильтром сигарету. Майор все ещё держал меня, напряженно впитывая глазами картину начавшегося пожара. Потом мы тоже бежали к моей горящей машине, сзади нас топотал дежурный личный состав, спешивший кто с огнетушителями, кто просто поддавшись общему порыву сострадательного желания помочь.
Помогать было уже некому и нечему. Мой "жигуль", как говорится, восстановлению не подлежал, это я определил сразу, так что его, не такое уж и длительно существование на этом свете подошло к концу, совпавшем с другим, разумеется, более трагичным; не хотелось видеть - но глаза сами невольно смотрели! - то покореженное, обезглавленное, изуродованное, что так недавно было энергичной, обуреваемой страстями, полной бурлящих жизненных соков девицей - претерпело ужасную метаморфозу, разом обратившись в нечто, не имеющее отношение к этой теплой живой сентябрьской ночи.
Я недолго оставался на месте взрыва. Хоть машина и была моя, но ни к взрыву, ни к пребыванию там Марины я прямого отношения не имел; все занимались безутешным отцом, на которого в течении столь короткого времени свалилось столько несчастий. Я немного потоптался среди общей суеты и ушел. А в куртке обнаружил некоторое количество рублей, хвативших мне расплатиться с частником, довезшим прямо к дому.
Когда я вошел в квартиру, я думал только о постели. В доме стояла мертвая тишина. Я принял душ и почувствовал себя гораздо лучше. В зеркале на меня смотрел мужик. выглядевший гораздо старше меня. Ссадины, припухлости, усталый вид - образ жизни сказывался не лучшим образом. Мне и на этот раз лицо в зеркале очень не понравилось.
Я прошел на кухню, достал бутылку водки и налил себе полстакана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78