Трубку взяла Мария Степановна. Узнав кто звонит, всполошилась, но тут же телефон забрала Лена, забросав Александра вопросами. Пришлось говорить правду, тем более, что скрывать нужды не было. Да и Жора Меченый, естесственно, в курсе всего. Однако, Лена, как видно, ничего не знала. Ее интересовало, куда он исчез, зачем и где он сейчас. Он сказал, что находится в доме, где жил и вырос Станислав Сергевич. - А как там оказался? - не понимала Лена. - Знаешь что, оставайся там, я сейчас тебе машину пришлю, ты обо всем расскажешь, как приедешь. Ну хорошо. Александр положил трубку и попросил старушку показать ему дом. Та с готовностью вспорхнула, и короткая экскурсия началась. Основной достопримечательностью оказался сильно продавленный в одном месте диван, где в каждое свое посещение сиживает Станислав Сергеевич, вероятно, думая о своих важных делах. Александр попросил разрешение сесть, получил его и утонул в престарелом диванном нутре. Напротив на стене висела большая семейная фотография, видимо, увеличенная с более мелкого снимка, если судить по размытой условности черт запечатленных людей; мужчина весело смотрел в объектив, держа за гибкую талию молодую женщину, стоявшую подле и подбрасывавшую на ладони мячик, к которому снизу тянулся малыш в матроском костюмчике. Даже старое фото не могло скрыть прелесть этой семейной сценки; лучащееся счастьем милое лицо женщины было так прекрасно, что даже у него, постороннего, возникло странное ностальгическое чувство, вероятно, от сознания того, что эти люди давно уже умерли... кроме разве что мальчика. Да, да, это Стасик с родителями, а Вита, его мама, моя двоюродная сестра, царство ей небесное! - перекрестилась смотрительница семейного музея. И в этот момент, особенно когда сходство между матерью Воронова и Леной стало для него очевидным, мысль, что он назходится в шаге от тайны, вернее, от разгадки её, поразила Александра. Он даже не представлял, что может здесь крыться, просто понимал, что приехал сюда не зря. - А кем приходится Лена Станиславу Сергеевичу? Она его родственница по какой линии? Старушка не знала ни о какой Лене. Ни у Виточки, ни у Сергея - так звали родителей Стасика - братьев-сестер не было. Она сама была двоюродной сестрой Виточки, но ей Бог детей не дал, никакой Лены не знает. Вот так. Стасик, правда, усыновил одного мальчика, сына своего умершего друга, но она его не видела, а никакой Лены не знает, не слышала. Александр сам уж её не слышал. Внезапно все кусочки головоломки вдруг стали по своим местам: еженедельный обязательный приезд сюда Воронова, фотография его родителей, мать, похожая на неизвестно как появившуюся племянницу Лену, озабоченную поисками шифра домашнего сейфа, сам сейф с компроматом на всех и вся, и над всем тяжелая, властная фигура Воронова, с затаившейся усмешкой в черных блестящих глазах. И все же чего-то самого важного не хватало. Но эта необходимая ему тайна была совсем близко, рядом, и только его отупевший от нагромождения всех событий мозг не мог связать одно с другим... С улицы послышался автомобильный гудок. Распрощавшись с любезной старушкой, байковыми шажками проводившей его до дверей, Алекандр вышел во двор, где вновь был облаян озверевшей от своей цепной жизни собачонкой. Горошинки винограда над головой - он тронул пальцами - были твердыми, непрозрачными. Вышел за ворота, ожидая увидеть одну из машин Станислава Сергеевича: кадиллак, "Опель". Но стояло обшарпанное такси и шмыгающий носом, несмотря на жару, худощавый низенький парень с большой грузинской кепкой на голове, поинтересовался, не он ли Александр, от которого пришел заказ? Все правильно. Александр сел на переднее сиденье рядом с водителем и назвал адрес: Бульвар Богдана Хмельницкого, дом двадцать три. Поехали. На этой почти сельской улице машин не было. Но уже через пять минут и два поворота, выехали на вполне городской асфальт, с двух сторон зажатый каменными, хотя ещё двух-трехъэтажными домами. Навстечу изредка с ревом проносились машины, чаще старые иномарки. У подъездов домов, открывающих двери прямо на асфальт, сидели кошки, часто в компании совершенно на них не обращавших внимание мелких грязных собачонок. Водитель, надвинув пониже козырек своего аэродромного кепи, прятал глаза от солнца и рассеянно насвистывал какой-то шлягер, Александром угадываемый, но из-за фальшивого исполнения не до конца. О Воронове Станиславе Сергеевиче Александр знал сейчас не больше, чем до встречи с газетчиком, и все же ему казалось, что он начинает разбираться в том, что раньше было для него лишено всякого смысла. Он видел дом, где родился Воронов, дом, который оказался превращенным в музей, где единственным ценным экспонатом была фотография родителей. Итак, Воронов каждую неделю приезжал на полчаса или час, смотрел на фотографию, думал, вспоминал, расчитывал... Перед внутренним взором Александра вновь появилась эта фотография: юная женщина подбрасывала мячик, только что перехваченный у сына, и весело улыбается в объектив. А через много-много лет, так же будет улыбаться чем-то на неё похожая псевдоплемянница Воронова Лена, о которой не подозревает смотрительница этого музея. И главное... - Виктория! Конечно, Виктория! - невольно произнес он имя матери Воронова, так что водитель, вздрогнув, повернулся к пассажиру, являвшего своим видом зрелище неординарное. - Под поезд попал? - счел нужным спросить шофер, но ответа никогда уже не услышал; летевший навстречу, дребезжащий кузовом и железом, старый "Зилок" внезапно вильнул на встречную полосу и всей своей остаточной мощью врезался им лоб в лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72