Чушь! Я не хочу этому верить!"
И он так и сделал.
- Чушь, чушь собачья! - крикнул он во всю силу своих легких, но туг же
спохватился, замолчал, испуганно глядя в темноту расширенными зрачками.
Внизу затихли, прислушиваясь, а потом сипловатый басок вежливо
осведомился:
- Что, дядя, кошмарики приснились?
Не отвечая, Роман отступил в глубину комнаты и как подрубленное дерево
рухнул на диван, сразу же зарывшись лицом в подушки.
"Я совсем перестал себя контролировать,- подумал он. - Но тогда, шесть
часов назад, реакция была еще более бурная".
Полковник наконец закончил свой рассказ и закончил его такими словами:
- Роман Васильевич, я сейчас попрошу Александра Леонидовича высказать
свои соображения, но прежде, если у вас имеются какие-либо вопросы, готов
на них ответить. - И он умолк, глядя на Романа.
Но тот и не думал задавать вопросы. Он сидел, не шевелясь, а где-то, на
самом дне его сознания, бушевала ярость. И эта ярость была настолько
могучей, настолько дикой, что сила ее казалась необоримой; казалось, она
вот-вот начнет выплескиваться наружу, сокрушая и сметая все на своем пути,
но Роман тем не менее держал ее, держал крепко, умело, как опытный наездник
норовистого жеребца, держал давно освоенным и уже не в первый раз
опробованным способом - при расслабленном теле глубинным напряжением
внутренних сил; лицо его при этом казалось со стороны спокойным, даже
каким-то равнодушным, только зрачки бешено сжимались и разжимались, как две
пульсирующие черные капли. Сейчас он не видел полковника, он не способен
был видеть что-либо в эту минуту, все силы были брошены на подавление
взбунтовавшихся эмоций, но каждой жилкой, каждой клеткой он ощущал тем не
менее присутствие гостей в своей комнате. Каким-то непостижимым способом он
почувствовал, как вдруг судорожно напряглись тела полковника и майора, он
словно бы увидел, как рука майора, отогнув край куртки, неторопливо
поползла под мышку и задержалась там, вызывая какие-то неприятные
ассоциации. Словно набитая электричеством грозовая туча повисла в комнате
на несколько секунд. А потом она как-то само собой рассеялась, исчезла;
ярость, проломив дно, стекла куда-то в туманную, неподвластную осмыслению
глубину, но не ушла совсем, осталась каким-то неясным ощущением
неудовлетворенности, готовая вернуться в любой момент. И тела полковника и
майора сразу же расслабились, рука выскользнула из-под мышки, опустилась
мягко на широкую коленку и принялась барабанить по ней пальцами. И в это
самое мгновение Роман поверил, поверил всему, что сказал сейчас полковник.
И не потому, что эта информация исходила от такого высокопоставленного
чина, и не потому, что он уже был морально к ней подготовлен - к чему-то
подобному он был подготовлен всегда, с самого своего рождения, с той
минуты, когда его эго, импульсивное и жадное, утвердилось здесь, в этом
мире, своим физическим материальным воплощением. Он сам не смог бы
объяснить, почему он поверил. Это была мгновенная вспышка, озарение,
озарение ослепительное и обнажающее, озарение долгожданное - закономерный
результат непрерывного и, казалось, бесплодного трения бесформенных пластов
эмоций и ассоциаций. И осмысление причин этого озарения никак не могло быть
сиюминутным. Оно требовало многих часов, быть может дней, и оно требовало
полного, безоговорочного одиночества. Сейчас же нужно было продолжать
беседу. Его уже не удивляло присутствие этих странных людей. Что-то Они
знали о нем, что-то такое, о чем он пока лишь смутно догадывался. И эта
тайна неудержимо разжигала его любопытство, побуждала изливать вопросы, но,
подчиняясь какому-то внутреннему наитию, он решил не торопиться. Не он
пришел к ним, а они к нему. Не он от них ждет чего-то, а они от него. Пусть
они и ведут игру, а он форсировать события не намерен.
- Я вижу, вы в затруднении, - сказал полковник. - Конечно, трудно сразу
вот так принять все это, но... Неужели у вас нет ни одного вопроса?
Роман внутренне усмехнулся и, тщательно подбирая слова, сказал очень
тихим голосом:
- Допустим... Допустим, я поверил во все это... Допустим, все сказанное
вами - правда, прошу прощения. И все эти непонятные убийства и выводы о
катастрофе, на мой взгляд, изрядно преувеличенной. Все это теоретически
возможно. Теоретически, если уж на то пошло, все возможно. Кстати, газеты
трещат об этом уже третий месяц. Вторжение из космоса и конец света - их
излюбленные темы... Но вот что мне, Андрей э-э... Валентинович, очень бы
хотелось знать - какое я, рядовой обыватель и скромный учитель физики, могу
иметь ко всему этому отношение? Я вот сижу тут, соображаю своим скудным
умишком, и ничегошеньки мне в голову, окромя банальной фразы "спаситель
человечества", не лезет. Но, честно говоря, природная скромность не
позволяет мне заноситься столь высоко. Да и, признаться, превращаться в
участника дешевого боевика тоже не возникает особой охоты... Может, вы меня
просветите всетаки в нужную сторону?
Лицо полковника с каждым словом Романа снова становилось все более и
более виноватым. Когда Роман закончил, Свиридов шумно вздохнул и принялся
барабанить пальцами по крышке стола.
- Напрасно вы иронизируете, Роман Васильевич, - сказал он тоже очень
тихим голосом.- Я ведь предупреждал вас, что не нужно делать
скоропалительных выводов. Через несколько минут вы все узнаете. Вопросов,
касающихся моей информации, я так полагаю, вы не имеете?.. Ну, ладно. -
Полковник повернулся к лысому, который с по-прежнему кротким видом
разглядывал пространство перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29