Ты давно не любишь меня, я давно не нужен тебе. Равно как и тебе, – отнесся Парфенов к Ольге. – Но я не в претензии! Какие претензии, если я вас тоже давно не люблю, родные мои. Вы мне надоели. Мне скучно с вами. Я иссяк для семейной жизни. Что, так и буду вертеться, хитрить, любовниц на стороне искать?Ольга издала легкий звук, показав глазами на сына.– Да брось ты! – махнул рукой Парфенов. – Он не маленький! Если он сам не трахает подруг своей жены – и надо ж такую уродину отыскать! – то он последний дурак!– Ну знаешь!.. – начал было Павел, но Парфенов пресек:– Не будем! Не будем лицемерить. Простимся спокойно и достойно. Кстати, Оля, я знаю, у тебя с деньгами нет проблем, но все-таки на первое время… – и он выложил пачку денег.Павел присвистнул:– Ты что, банк ограбил?– Очень может быть. Ну, слезы прощанья будут? Не будет слез. Очень хорошо.Парфенов и впрямь не увидел слез прощанья. Он видел только растерянность. Но сожаления, печали, потрясения – не увидел он. И понял с горечью, что прав: не любят его давно ни жена, ни сын. И – не надо.Но вот быть дома до поезда – невыносимо. Он, в сущности, простился, ему тут больше нечего делать.Куда пойти?Есть Роберт, друг по работе и другим делам, он тоже сегодня свободен. Надо позвонить ему.Парфенов позвонил.Ответил приятный баритон друга Роберта, всегда спокойного, знающего цену вещам и людям.– Здравствуй, Роба, – сказал Парфенов. – Я тут во Владивосток уезжаю.– Очень хорошо, – сказал Роба. – И сколько надо выпить, чтобы поехать во Владивосток?– Я слишком трезв. И в трезвом уме говорю тебе, Роба: жаль, но я всегда тебя презирал. Твое спокойствие. И вообще. Ты холоден, как сом. И с усами, кстати.– Ладно. Завтра поговорим, – ответил Роберт.– Повторяю, я трезв! Я сегодня ночью уезжаю во Владивосток. И хочу, чтобы ты напоследок знал: ты дерьмо! Я тебя ненавижу.– Очень жаль, – сокрушенно вздохнул Роберт.– Сукин сын! – заорал Парфенов и бросил трубку.Энергия кипела в нем.Он заглянул на кухню и сказал Ольге:– Собери вещи, если не трудно. Поезд в полночь, часов в одиннадцать я заеду.И быстро вышел из квартиры, из дома, из двора – к дороге, приказным жестом остановил машину и сел, не зная еще, куда поедет. Глава тридцать четвертаяПрощания. Писатель Писатель же Иван Алексеевич Свинцитский, тоже заглянув в рюмочную на Ульяновской, увы, ослаб. А в ослабшем виде он становился загадочным и непредсказуемым. Явившись домой, он сел в свое любимое мягкое кресло под торшером, где так хорошо читать вечерами, и позвал судьбоносным голосом:– Иола!Иола сказала:– Я здесь.Она действительно была здесь же, за письменным столом, редактировала текст последнего коммерческого романа Свинцитского. Писатель удивился, но осознал. И позвал тем же многозначительным голосом:– Люда! Оля!Девы-старшеклассницы, пришедшие из школы и тихо слонявшиеся по комнатам с грезами о вечерних планах, не сразу, но вплыли в комнату.– Дорогие мои! Я уезжаю!И он достал из карманов билеты и деньги и рассыпал по полу. И заплакал без голоса, одними глазами.Девочки так удивились, что даже взяли на себя труд нагнуться и собрать рассыпанное – и подать матери. Иола рассматривала билеты, деньги…– Ни о чем не спрашивайте! – закричал Свинцитский. – Я решил! Сегодня ночью. Во Владивосток! Как Гоген или Ван Гог, не помню. Ну, который все бросил и стал гением. Художник. Я страшно необразован! Но талант во мне есть, я чувствую! Но ничего не выходит! Но я же могу! Но почему не выходит? И я понял: надо бросить! Все говорят: Гоген – или Ван Гог? – бросил постылые краски и шумы города! Не верю! Наверняка он бросил что-то очень дорогое! Бросать надо что-то очень дорогое, иначе нет смысла! Это преступление, но мне как раз нужно преступление! Я слишком порядочен, поэтому из меня ничего не получается. Я должен бросить жену и детей, заразиться сифилисом от портовой шлюхи, стать алкоголиком, и тогда я напишу роман… Это будет роман!.. И даже если я его не напишу, я успею стать гением! Гений и злодейство – две вещи несовместные? Чепуха! Только злодей и может быть гением!Тут Свинцитский окончательно обессилел от горя и от своей отчаянной мудрости и повесил голову.И слюнка потекла из уголка его рта, и дочери, ранее не преминувшие бы перехихикнуться, как-то странно посмотрели на мать.– Билеты-то настоящие, – сказала Люда.– И деньги, – сказала Оля.– Разберемся, – сказала Иола, оставаясь совершенно спокойной матерью и женой. – Помогите-ка мне.Втроем они подняли огрузневшего Свинцитского, повели – и уложили.– Через час разбудить! – были последние его слова.– Конечно, – сказала мать серьезно – и строго глянула на дочерей, чтобы те не вздумали смеяться.Но те и не собирались. Глава тридцать пятаяПарфенов в поисках разврата и порока. Брюнеточка.Отставник. Кислые апартаменты. Юля и Галя. Обморок
Парфенову хотелось оставить о себе память экстраординарным поступком в паршивом этом городе (который окончательно стал для него таковым с сегодняшнего дня). В рамках закона, конечно.Сперва он велел водителю ехать к зданию губернского правительства.Пребывая в нетерпеливом раздражении, думал: ну и что он там сделает?Нахамит губернатору или кому иному из верхних?Глупо, мелко, пошло.Соберет народ и произнесет обличительную речь, предъявляя известные ему компрометирующие тех же верхних факты?Глупо, мелко, пошло.Пока размышлял, приехали.– Дальше! – сказал он.– Куда?– Куда дорога ведет!Водитель, человек с лицом, исполненным житейского опыта, хмыкнул.Дорога через несколько минут привела машину на улицу Большую Казачью (бывш. 20 лет ВЛКСМ), известную, в частности, тем, что на ней молоденькие дешевые девочки стоят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53