И как вы только это терпите?
— Quos diligit castigat note 21, — отвечал Батлер. — Даже язычник Сенека находил утешение в горестях. Древние утешались философией, иудеи — божественным откровением. Это давало им силы терпеть, миссис Сэдлтри. У нас, христиан, есть нечто еще лучшее… А все же…
Он умолк и вздохнул.
— Я знаю, о чем вы, — сказала миссис Сэдлтри, поглядев на мужа, — бывает, что терпению приходит конец. Тут уж и Библия не помогает. Да не уходите! Видно, что вам нездоровится. Останьтесь, откушайте с нами.
Сэдлтри отложил «Судебную практику» Бальфура — свою настольную книгу, из которой он черпал всю свою ученость, — и присоединился к просьбам своей гостеприимной жены. Но учитель был непоколебим и поспешил распрощаться.
— Тут что-то есть, — сказала миссис Сэдлтри, глядя ему вслед. — Отчего бы ему так огорчиться из-за Эффи? Я что-то не замечала, чтобы он водил с нею знакомство, — правда, он был им сосед. Это еще когда Дэвид Динс жил на земле лэрда Дамбидайкса. Должно быть, мистер Батлер знает ее отца или родных. Да встань же, Сэдлтри! Ты уселся прямо на хомут, который надо прострочить. А вот и Уилли! Ах ты, непоседливый чертенок! Носится по городу, глазеет на то, как людей вешают… Смотри, как бы и ты этим не кончил! Нечего хныкать, я ведь тебя не бью. Ступай, да гляди, чтобы этого больше не было… Да скажи Пегги, чтобы дала тебе студня — небось проголодался, постреленок… Ведь у него ни отца, ни матери — кто же о нем позаботится, кроме нас, Сэдлтри? Это наш христианский долг.
— Верно, — ответил Сэдлтри. — Вплоть до совершеннолетия мы ему in loco parentis note 22. Я даже подумывал просить о предоставлении мне прав loco tutoris note 23, поскольку у него нет опекуна по завещанию, а опекун по назначению ничего не хочет делать. Боюсь только, как бы расходы на оформление опеки не оказались in rem versam, то есть напрасными; ибо не знаю, есть ли у Уилли имущество, подлежащее опеке.
Тут он самодовольно откашлялся, как и подобало человеку, постигшему все тонкости законов.
— Какое там имущество! — сказала миссис Сэдлтри. — Он остался от матери в одних лохмотьях. Пришлось Эффи сшить ему кафтанчик из моей старой синей шали, а раньше у него и вовсе приличной одежды не было. Бедная Эффи! Скажи мне толком, законник, неужто ее казнят, когда и ребенка-то, может, не было?
— Да будет тебе известно, — сказал Сэдлтри, обрадованный, что жена его наконец-то проявила интерес к юридическим вопросам, — что есть два сорта murdrum или murdragium note 24, то есть того, что вы, populariter et vulgariter note 25, зовете убийством. То есть сортов, собственно, много; бывает murthrum per vigilias et insidias note 26. А то еще есть murthrum, основанное на доверии.
— Вот это, — заметила супруга, — должно быть, тот способ, которым знатные господа убивают нас, ремесленников, когда разоряют дотла. Только при чем тут Эффи?
— Дело Эффи, или Юфимии Динс, — продолжал Сэдлтри, — относится к так называемым убийствам, установленным с помощью косвенных улик, иначе говоря — некоторых indicia, или подозрений.
— Выходит, — сказала миссис Сэдлтри, — что раз Эффи скрывала свою беременность, ее повесят, хотя бы ребенок был сейчас жив или, напротив, родился мертвым.
— Вот именно, — сказал Сэдлтри. — Их величества король и королева ввели этот статут для того, чтобы женщины не рожали тайно. Преступление это пользуется особым вниманием закона, ибо оно, так сказать, порождено законами.
— Раз закон рождает преступления, — сказала миссис Сэдлтри, — пусть за них и вешают закон. А еще бы лучше — законников. Тут уж никто слова не скажет!
Появление служанки, позвавшей супругов к их скромной трапезе, прервало разговор, который грозил принять менее благоприятный оборот для Фемиды и ее жрецов, чем вначале ожидал их горячий поклонник, мистер Бартолайн Сэдлтри.
ГЛАВА VI
И весь поднялся Эдинбург -
Восстали тысячи людей.
Джонни Армстронг, «Доброй ночи»
Выйдя из «Золотой кобылы», Батлер отправился разыскивать одного своего приятеля, служившего в суде, надеясь выведать у него все подробности дела несчастной молодой женщины, упомянутой в предыдущей главе; ибо — как, вероятно, уже догадался читатель — он имел более веские основания интересоваться ее судьбой, нежели простое человеколюбие. Приятеля не оказалось дома; подобную же неудачу он потерпел, отыскивая еще двух-трех лиц, в которых он надеялся вызвать сочувствие к несчастной. Все были заняты делом Портеуса и с пеной у рта доказывали: одни — что правительству следовало, другие — что не следовало его миловать. При этом у спорщиков так пересохло в глотке, что добрая половина молодых стряпчих и даже писцов — а их-то именно и разыскивал Батлер — перенесла дебаты в свой излюбленный трактир. Некий искусный математик вычислил, что за этими спорами было выпито такое море эля, что можно было бы спустить крупный военный корабль.
Батлер бродил по улицам до сумерек, желая, чтобы его посещение несчастной заключенной было возможно менее замечено, — у него были причины опасаться зорких глаз миссис Сэдлтри, чья мастерская находилась неподалеку от ворот тюрьмы, хотя и на противоположной, южной стороне улицы. Ему пришлось поэтому пройти узким крытым переходом, который идет от северо-западного угла Парламентской площади.
Наконец он очутился перед готическими воротами старинной тюрьмы, которая, как известно, возвышается посередине Хай-стрит, завершая собой большую группу зданий, носящую название Лакенбут, которыми наши предки, неизвестно зачем, перегородили главную улицу города, оставив для прохода лишь узенькую улочку с севера, а с южной стороны — куда выходит тюрьма — столь же узкий извилистый проулок, пролегающий между высокими мрачными стенами Толбута и соседних с ним домов, с одной стороны, и стенами старого собора — с другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31