— (Это Ленка выглянула из кухни.) Фил торопливо затолкал пустую бутылку под обувную полку, снял шляпу и церемонно раскланялся.— Алексей, — представился он.— Лена, — ответила та. — А я думала, что «Фил» — это от «Филипп».— Ну уж нет, — вспыхнул тот. — Только не это! Это прозвище такое. Просто прозвище.С приходом Денисыча все сборы как-то очень быстро закончились. Мы подхватили сумки, выкатились на улицу, загрузились в троллейбус и через полчаса уже стояли на вокзале.— Берем на Кордонскую, — решил за всех Фил, потоптавшись возле пригородного расписания. — Она ближе всего. Серега! Вы чего там застряли? Идите сюда.Кабанчик с Ленкой, подталкивая друг дружку локтями, бойко обсуждали рекламную тумбу — новомодный плоский стенд с подсветкой — в последнее время их понатыкали буквально везде и всюду. Однако вместо рекламы сигарет или какого-нибудь банка сейчас там был большой плакат с фотографией какой-то рыженькой девочки. Подпись под ним гласила: «Катя, 15 лет. Ходит по модным магазинам. Делает то, что нравится. Выдумывает. Не курит».— О как! — восхитился Серега. — Ты поглянь! Им надо было еще приписать снизу: «Характер нордический. Не женат».— Так она же девушка!— Тогда — «Не замужем», — нисколько не смутившись, исправился тот. Склонил набок голову. — «Делает то, что нравится»… Интересно… Лен, — обернулся он к своей спутнице, — ты делаешь то, что нравится?— Кому нравится? — невозмутимо спросила та.— Вот! — Серега торжествующе воздел в небо палец. — Вот осторожный человек! Молодец, Лен, правильно мыслишь. Не то что эти дураки, которые рекламу пишут.— Судя по всему, это объявление о знакомстве, — вмешался я.— Пожалуй… А где телефон?Шел дождь. Рекламная тумба промокла, плакат покрылся длинными потеками, от чего миловидное в общем лицо девушки казалось изъеденным червями. До электрички оставался час. Серега мухой улетел к ларькам и вскоре прискакал обратно, звякая бутылками с пивом, с мороженым в руке.— Лен, хочешь? — протянул он ей пачку эскимо.— Да не люблю я, — поморщилась та.— Ты попробуй, это «Умка», эскимо в шоколаде. Хорошая штука.Лена развернула обертку. Задумчиво откусила кусок. Потянулась поправить очки, но вспомнила про свои контактные линзы и опустила руку.— Не понимаю, — сказала она, рассматривая жизнерадостного медвежонка на синей обертке. — При чем тут Умка?— А что? — насторожились мы.— «Умка» по-чукотски означает — «взрослый белый медведь-самец», — наставительно пояснила та. — А тут — мороженое… мультики еще эти… Не понимаю.— А еще певица есть такая Умка, в Москве, — невпопад сказал я. — Да не грузись ты. Просто у нас никто не знает, что это значит, а мультик про медвежонка видели все. И потом, если «умка», это значит вроде как «умный». Звучит похоже.— Слушай, — вдруг вскинулся Серега, — ты же изучала все эти чукотские культуры… Расскажи что-нибудь! Всегда мечтал послушать.— А чего рассказать?— Ну, я не знаю… Загадку загадай какую-нибудь.— Хорошо. Слушайте: «Грызет-грызет, а жирным не становится». Что это?— Тоска! — крикнул Серега так поспешно, что облился пивом. Я только крякнул: у кого чего болит…Лена покачала головой: «Неправильно».Мы гадали долго (Ленка успела съесть все свое эскимо), но так и не додумались до правильного ответа. Оказалось, это топор.Мы прогулялись по «Саду камней»; все скамейки были мокрыми, сесть мы не решились и примостились под большой облетевшей лиственницей. Рядом оказалась урна, на которой по трафарету была сделана надпись: «МУД РЭП». Что сие означало, было загадкой, но Серега проникся этим слоганом и теперь громко восхищался городскими службами.— Прогрессивные ребята! Это они правильно написали, — говорил он, глядя в серое небо и баюкая в руке початую бутылку. — Так им, рэперам, и надо.— А при чем тут рэперы? — удивилась Ленка.— Как при чем? Написано же… Туда их, в урны, значит, мудаков…— Да чем тебе рэп-то не угодил?— А всем! — Серега сел на своего любимого конька. — Бандитский стиль, как был, так и остался. Негритянские блатные частушки, вот что такое ваш рэп.— Он такой же «наш», как и твой… — проворчал я. — Между прочим, панки твои любимые тоже не сахар.— Ты что! — едва не поперхнулся тот. — Панки — они просто анархисты. По крайней мере друг в дружку не стреляют. А эти без ствола на улицу не выходят. Вон, в Штатах каждый месяц разборки. И вообще, при чем тут панки? Я блюз люблю.— А блюз, значит, тебе не бандитский…— Ну, ты уж скажешь! — Серега повращал глазами. — Блюз — это же стон души. Блюз — это когда хорошему человеку плохо.— А рэп? — спросил я.— Рэп? — Серега на мгновение задумался и вдруг нашелся: — Рэп, это когда плохому человеку хорошо!Серега все-таки экстремист. Я тоже, признаться, рэп не очень-то люблю, но чтоб гонять и ненавидеть — до такого пока не доходило. Люди вообще плохо понимают друг друга, и почему-то именно музыка служит главным камнем преткновения, разделяя поколения, классы и культурные прослойки. Помню, когда я был еще мальчишкой, у меня была пластинка немцев «Pudhys» — стопроцентных хиппов из ГДР, заигранная до дыр. Пели парни на немецком, и стоило мне их поставить, как мои родители принимались орать: «Выключи сейчас же этих фашистов!» Ну, мама с папой — это все-таки святое, плюс с поправкой на их поколение, побитое войной, я их могу понять. Но Серега-то чего лютует? К слову сказать, неплохую музыку играли эти «Пудис» и стихи у них были хорошие, но популярными за пределами родной соцлагерной Германии они так и не стали. А немецкий язык на мировую сцену вернули как раз таки идейные нацисты из «Rammstein» и мистики из «Lacrimosa», вся Америка на ушах стояла, да и Россия тоже стояла, и ничего, никто не спорил, не орал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75