Интересно?
Симон заглянул на обложку.
– Так это же фантастический роман. «Заговор Посвященных». Художественное произведение. Понимаешь?
– Ну и что? Может быть, автор его действительно Посвященный. Только в такой форме он и мог рассказать людям истину. Кто бы ему позволил сделать это иначе?
– Какая чушь! - возмутился Симон. - Давно прошли те времена, когда не позволяли говорить правду.
– А это и было давно, па. Роман-то не новый. Там действие начинается в восемьдесят третьем году прошлого века. Простой советский экономист Давид Маревич обнаруживает вдруг, что он экстрасенс…
– Погоди, а автор-то кто?
– Тут не написано.
– Как не написано? Стоп, стоп. - Новая мысль перебила предыдущую. - Ты что же, хочешь сказать, что сначала был роман, а уж потом братство?
– Не знаю, может быть.
– Ну и ну! - засмеялся Симон. - И уже много лет эти несчастные больные люди - с немалыми деньгами, между прочим, - разыгрывают сценки из фантастического романа. Потрясающе! Играют, как дети, и ничего им больше не нужно…
На этой веселой ноте и закончился тогда разговор. Что-то отвлекло Симона. На следующий день Клара уехала. А его по работе ну ни с какой стороны не интересовали эти Посвященные. И он про них опять забыл.
Вспомнил теперь. Когда получил особую папку из рук чиновника такого ранга, что дух захватывало. Шеф Первого отдела Императорской канцелярии. Кто важнее, он или Каргин - рябой начальник большого КГБ? В субординации ихней (то есть, что он, - нашей, теперь уже нашей!) Симон ещё не до конца разобрался, но контора была всюду одна, это же очевидно. И Контора эта, то есть Органы, интересовалась вплотную Посвященными, хануриками, да ещё в контексте страшной уголовщины последнего года, его подотчетной уголовщины. Вот именно.
Как раз блатные и стали называть Посвященных хануриками. Года три назад блатные вдруг проявили интерес к Обкому. В жандармерии объяснение дали примитивное: скопление бродяг и юродивых всегда волнует преступный мир. Но может, все не так просто? А пару месяцев назад, когда в связи с очередным странным убийством подпоручик Зильберман раскручивал по новой дело о двойниках, неожиданно позвонил Ланселот - сильный криминальный авторитет ещё с девяностых годов - и сказал:
– Шеф, ты меня знаешь, я своих отмазывать зря не буду. Но двойники - это ханурики. И наши их никогда бы не тронули. У меня все.
А потом появился так называемый маньяк. Маньяк и Посвященные связывались воедино легко. Все они там маньяки. Но бродяга Лэн… Ох как не понравилось Симону личное дело Ланселота в этой особой папке. Неужели в ОСПО известно об их конспиративном и сугубо конфиденциальном общении?
Он посмотрел на часы. Истекала восемнадцатая минута.
– Скажите, Микис, кто собирал документы для этой папки?
– А вы молодец, Симон. Документы для этой папки собирал Роликов. Сотрудник КГБ. Он не успел объяснить нам принцип подбора. Его убили. Тик что объяснять все это предстоит вам, поручик. А теперь пойдемте погуляем.
Глава третья
ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ
Поручик, а не пора ли нам пообедать? Микис одним глазом косился на свой «Ролекс» - в ярких солнечных лучах циферблат часов играл бриллиантами, каждый из которых тянул на добрую тысячу, не меньше, - а другим глазом щурился на собеседника. Было в этом что-то очень неестественное.
– Если учесть, что я сегодня не завтракал…
– Тем более. Пойдемте в кнайпе. Тут на Глюкш-трассе есть чудесный погребок.
Приезжий никогда не сказал бы «кнайпе». Да и погребок на улице Глюка не входил в число самых знаменитых заведений города. Правда, пару лет назад поговаривали, что там встречаются агенты британской разведки. Но при чем здесь это? Симон удержался от вопроса, и некоторое время они шли молча.
– Скажите, Микис, а вы всегда вот так запросто ходите по улицам?
– Да. А что? - живо откликнулся Золотых. - Я же не кинозвезда. Признаюсь вам, терпеть не могу личную охрану.
– Вы хотите сказать, слишком заметную охрану? - спросил Симон и внимательно посмотрел на тяжелый, похоже, бронированный «мерседес», стоявший до сих пор возле парадного подъезда ОСПО, а теперь тихо тронувшийся вслед за ними.
– Браво, штабс-капитан! - похвалил Микис.
– Спасибо. В жандармерии тоже кое-чему учат.
Напряженность между ними все усиливалась, и было такое ощущение, что Золотых это мешает ещё больше, чем Граю. Очевидно, он безумно устал от чинопочитания и подобострастия. Но что поделать, уж больно высоко ты залетел, мужик. Учись у царя-батюшки, он-то, наверное, не комплексует. Ну да, ему родимому вверх смотреть не надо, только вниз. А ты, Золотых, как ни щурься на народ, другим глазом все равно вынужден на «Ролекс» коситься: сколько там минут до аудиенции у Государя? Пять? И, значит, все, не до вас, мои меньшие братья. Вот такой он неестественный, твой демократизм, товарищ генерал!
Однако, сидя в кнайпе со странным поэтичным названием «Цурюкгецогенхайт», то есть «Уединенность», и поедая заливного осетра под легкое пиво, а потом запеченные куриные бедрышки под пиво покрепче, оба они оттаяли. Микис закурил очередную свою аспидно-черную сигарету угрожающего вида и произнес:
– Признайтесь, вы узнали меня?
– Признаюсь: не узнал. Но точно помню: где-то раньше видел. И не по телевизору.
– А меня и не показывают по телевизору. Мы с рами учились вместе. - И Микис добавил после паузы: - Давно это было.
Но Симон уже вспомнил: Москва, Покровский, Полицейская Академия. Шальные вечеринки их бессменный тамада - балагур, бабник и пьяница Мишка Тихонов с параллельного потока.
– А почему вы тогда были Тихонов?
– Потому что уже тогда работал на КГБ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22