даже следа излома на серой понизовой
коре не осталось. Дорога вновь была свободна.
Данила вспрыгнул на свою лошадь и сочно причмокнул. Обоз тронулся с
места. Алеша ударил пятками и поспешил за проводником, боясь отстать.
Когда он проезжал мимо вставшего на обочине лешего, тот отвесил ему
дурашливый поклон и проговорил скрипучим голосом:
- Чему быть, того не миновать, юноша. Востри свой... - и он добавил
такое крепкое словцо, что Алешу бросило в краску, он пустил каурую рысью,
а леший сделал ему вдогонку непристойный жест и захохотал, застучал
деревянной ногой.
Долго еще этот нечеловеческий хохот стоял в ушах у Алеши. Даже когда
они далеко уехали вперед, ему все еще мерещился этот старик, словно бы
возникающий то там, то сям среди кустов - и хохочущий, и стучащий своей
деревянной ногой. "Чему быть, того не миновать!" Ох, недоброе предвещали
эти слова!..
День был жаркий, на небе ни облачка, солнце, только-только
перевалившее за полдень, палило прямо в лицо Алеше. Необъяснимая усталость
навалилась на него, заволокла глаза туманом; он склонился вперед,
задремывая... ткнулся носом в пахучую от пота лошадиную гриву - и очнулся
от этого прикосновения, выпрямился, удивленно озираясь.
Необыкновенно мирно было вокруг, косые лучи солнца, сильно
склонившегося на запад, пробиваясь сквозь светлую, веселую листву берез,
крутились в воздухе огромным колесом о шести спицах. Алеша хорошо знал
этот языческий знак, знак Перуна: окружность и в ней буква "жизнь", образ
рожающей женщины. На всякий случай он осенил себя крестным знамением и
поцеловал висевший на груди образок Богородицы.
Его каурая продолжала плестись по лесной тропе, Алешу убаюкивающе
потряхивало, и он опять начал задремывать. Он заснул бы совсем, если бы не
какая-то загвоздка, которая неожиданно возникла в его мозгу. Она не давала
ему забыться окончательно, она царапала его меркнущее сознание, саднила,
как ушиб: что-то было неладно... что-то такое с солнцем... очень уж быстро
оно склонилось к вечеру... Он с неудовольствием открыл глаза и лениво
посмотрел вперед, на пустую тропу. Проводника, который все время ехал
впереди него, теперь не было. Он видел это уже раньше, когда разглядывал
знак Перуна, однако как-то не придал этому значения. Теперь же отсутствие
проводника встревожило его. Он поспешно оглянулся, но и позади тоже
тянулась длинная и совершенно пустая лесная тропа, никакого тележного
обоза на ней не было. Алеша аж вспотел от неожиданности. Отчаянные мысли
заскакали в его голове, замельтешили бестолково, как мошкара. Было
совершенно ясно, что он отстал от обоза, свернул не на ту тропинку, уже
значительно удалился от нужной дороги; но что теперь делать, он понятия не
имел. И как это его угораздило размориться, уснуть! Он был готов локти
кусать от досады, но этим дела не поправишь, следовало вернуться на верную
тропу, а там уже по следам разбираться, куда направились его спутники.
Он резко дернул поводья, заставив каурку развернуться на месте, и
ударил ее пятками по бокам. Кобыла, которая тоже, казалось, уже начала
задремывать, встрепенулась и перешла на рысцу, потряхивая ушами и не
вполне понимая, почему ее заставляют бежать по своим же следам. По
сторонам замелькали знакомые места, надломленные случайно ветки. Алеша
приободрился, ему показалось, что это не так трудно: вернуться на прежнюю
дорогу, а там уж гони, не зевай - догоняй медленно ползущий вперед
тележный поезд.
Теперь солнце светило ему в спину, слегка припекая, и от этого
неприятно чесался взопревший затылок, но он не обращал внимания на такие
пустяки. Он быстро продвигался вперед, однако вскоре заметил, что тропа
все более заволашивается травой, теряется среди кустов; это была вовсе
незнакомая ему тропа, но где и когда он свернул на нее, он не мог
припомнить. Вскоре березы по обеим сторонам от нее расступились, открыв
широкую лесную поляну. Алеша выехал на нее и отпустил поводья; не
оставалось никаких сомнений: он заблудился.
Солнце стояло слева от него, заливая поляну теплым, золотистым
сиянием. Необычайно покойно было вокруг. В ближних к поляне деревьях
щебетали птицы, большая стрекоза упала на уздечку, вцепившись в нее
крохотными коготками, уставилась лиловыми глазами на расстроенного Алешу.
Какая-то ехидца почудилась ему в этом взгляде, он махнул рукой, чтобы
спугнуть ее, затем бросил поводья и слез с лошади. Стертый о седло зад
болел, ослабевшие ноги не держали, Алешу потянуло опустился на
четвереньки, но настойчивые позывы мочевого пузыря, уже давно донимавшие
его, заставили его на подкашивающихся ногах отойти в сторонку.
Справив малую нужду, он отряхнулся, подвязал веревочку на портках и,
повернувшись, так и замер на месте со сведенными у живота руками. Он не
поверил своим глазам, он отказывался верить своим глазам: лошади нигде не
было. Вот только что она стояла в десяти шагах от него, мирно пощипывая
травку, - и на тебе, бесследно пропала, как сквозь землю провалилась!
Это уже не лезло ни в какие ворота. Алеша быстро вернулся на место,
где оставил свою каурую, обошел его, оглядывая каждый куст, как будто она
могла спрятаться в кустах. Бесполезно! Да что же это такое, что за
наваждение! - он едва не заплакал от обиды. В отчаянии он пнул ногой
высокую траву и, опустившись на землю, обхватил голову руками.
1 2 3 4 5 6