Алеше показалось, что он не понимает. И вдруг леший совершил
неуловимое движение - осел всем телом на бок, как собака, которую куснула
блоха, быстро повернулся волчком на месте и пропал. А затем появился снова
- возле самого проводника.
- А вот мы сейчас проверим, что вы за путешественники и какие такие
травы собираете, - проговорил он надтреснутым, скрипучим голосом и, ловко
обогнув проводника, засеменил к головной повозке.
- Я не понимаю, - раздраженно заговорил проводник, направляясь за ним
следом, - я не понимаю, почему вы учиняете этот досмотр.
- Потому что здесь проходит граница между двумя лесными волостями, -
ответил старик, останавливаясь и поворачиваясь к нему.
- Я езжу этой дорогой много лет, и никогда раньше здесь не было
границы.
- Никогда раньше здесь не было войны, - возразил старик. - А теперь
лешаки из северных владений снова напали на нас.
Казалось, это была свежая новость для проводника. Помолчав, он решил
подступиться к лешему с другой стороны.
- Постой-ка, - сказал он, - сдается, ты мне знаком. Уж не сам ли ты
Скрипун?
- Я тоже тебя знаю, Данила Ловчанин, - сказал Скрипун. - Твой отец
был лесничий и добрый малый, пусть легко икнется ему на том свете. Да и
сам ты, я думаю, не худший из тех, кто пришел из-за гор.
- Так почему же ты меня проверяешь? Не думаешь ли ты, что я везу
оружье для лешаков?
- Нет, не думаю, - сказал старик. - Я объясню тебе, почему мы
остановили вас. По правде сказать, дело здесь совсем в другом. Нам нужен
мужчина.
- Какой мужчина?
- Человек. Человеческий мужчина.
- Зачем он вам? - удивился проводник.
Леший замялся.
- Я не могу сказать тебе зачем, - сказал он. - Но без мужчины мне
лучше в селенье не возвращаться. Поверь, ему будет хорошо у нас. А осенью
он сможет отправляться восвояси.
- Так ты для этого нас остановил? - спросил проводник с
неудовольствием. - Боюсь, я не смогу ничем тебе пособить. Я не в праве
заставить никого из этих людей пойти с тобой. Более того, если ты
отказываешься сообщить мне причину такой странной нужды, я склоняюсь к
мысли, что вы хотите причинить вред одному из моих подопечных. И мне это
не нравится. Ты меня понимаешь?
Старик долго молчал, обдумывая его слова.
- Хорошо, - сказал он наконец уныло, - я скажу, зачем нам
человеческий мужчина. - И, почесав за ухом, он выложил: - Ты знаешь, что
мы берем себе женок из деревень. Некоторых уводим хитростью, а некоторые
идут к нам по своей воле. Житье им у нас хорошее, одна беда - хочется им
пожить с мужиком. Хоть самого плохонького мужичонку, а вынь да положь им
настоящего человеческого мужчину. До того бабы сдурели, что даже нас к
себе не подпускают. Не дадимся, говорят, пока не приведете к нам мужика.
Хотя бы, говорят, по одному разку побыл с каждой, нам бы и того еще на год
хватило. Ну, что тебе стоит, Данила Ловчанин? Отряди одного мужчину к нам
до осени, а? А когда вы будете возвращаться обратно, он уже будет
поджидать вас здесь.
По мере того, как он говорил, напряжение в обозе сменялось изумлением
и неудержимым весельем. Мужики запереглядывались весело, заскалили зубы,
принялись шумно подначивать друг друга подрядиться на сладкую работенку к
лешим.
Один Алеша смущенно потупился. Ему и смотреть не хотелось на этого
старого греховодника. Алеша был единственный в обозе, кто воспитывался в
христианстве, в православии, этой новой на Руси религии, к которой
относились настороженно, а зачастую и враждебно. Перед трапезой он не
бросал первых крошек в огонь, как это делали другие, но молился и целовал
образок Богородицы, который всегда носил на груди. Никто не заговаривал с
ним, и сам он не пытался сблизиться со своими спутниками. Только проводник
не выделял его среди прочих, для него все были одинаковы: что христианин,
что язычник.
- И кого же из нас ты хочешь взять? - спросил он, едва сдерживая
улыбку, которая так и распирала его каштановые усы.
- Вот его, - сказал леший.
Только когда весь обоз грохнул неудержимым хохотом, Алеша поднял
глаза, чтобы посмотреть, на какого несчастного указал перст судьбы. Но он
увидел лишь смеющиеся лица. Он недоуменно перевел взгляд на проводника,
однако тот почему-то отвел глаза и, не сдержав улыбки, прикрылся шляпой.
Наконец Алеша обратился к лешему - и только тогда понял, что случилось.
- Вот его, - повторил леший, показывая длинным корявым пальцем на
Алешу.
Алеша в ужасе замотал головой.
- Нет... нет... это ошибка... я не могу, - пролепетал он.
- Боюсь, ничего не получится, Скрипун, - сказал проводник решительно.
- Он не может выполнить твою просьбу. Пропусти нас с миром, и мы
расстанемся добрыми друзьями.
Леший перевел взгляд с Алеши на проводника, а потом обратно на Алешу.
- Хорошо, - неожиданно согласился он, - я пропущу вас.
Проводник с сомнением понюхал свои усы: больно уж легко отказался
старик от своего замысла, наверняка, замышляет какую-нибудь хитрость...
Знаю я этих леших, они своего не упустят... Но, похоже, Скрипун
действительно собирался пропустить их.
- Эй, разойдись, ребятушки, - зыкнул он своим дуболомам и, сунув
корявые пальцы обеих рук в широкую и узкую, как щель, ротовую трещину,
засвистал пронзительно, с трелями и переливами.
Поваленный сосновый ствол дрогнул, заскрипел, ломая сцепившееся сучья
и поднимаясь над тропой, - и тяжко встал на свое исконное место, да так
ладно, словно и не падал никогда:
1 2 3 4 5 6