.. Но так и не вспомнив, он поспешно закончил
лекцию и спустился в пиршественный зал, где давно уже не звучали музыка и
смех. Обсасывая куриное крылышко, он едва не подавился, внезапно осененный
какою-то мыслью. Он вскочил, но тут же сел обратно. Глаза... ну конечно
же! У этой деревенской девицы глаза самого барона!
Он никому не сказал о своем открытии. Переночевав в замке, лекарь на
следующее утро покинул его, и больше мы не скажем о нем ни слова.
Действительно, девица, которая вызвалась быть сиделкой барона, была
его дочерью. Но об этом знали только трое во всем свете: она сама, ее
мать, которою баронет овладел силой, и Бог. Но девица не считала барона
своим отцом, она считала его дьяволом. И она не считала себя его дочерью,
она считала себя его проклятием. Слушая лекаря, она думала об остром ноже,
спрятанном под юбками. Но еще в течение многих дней ей никак не удавалось
воспользоваться им: старый слуга находился при бароне неотлучно. Протирая
обнаженное тело барона влажной губкой, она думала о том, как же она
ненавидит это тело! Барон лежал на спине, вытянув руки вдоль бедер, прямой
и тощий, как турнирное копье, и бледный дневной свет, проникая через
пустой оконный проем, обливал жиденьким известковым раствором его
выпирающие ребра и торчащие тазовые кости. Множественные раны, затянутые
гладкой белой кожей рубцов, были единственным украшением этого жилистого
некрасивого тела. Девушка думала о том, что скоро к ним прибавится еще
одна рана - смертельная. Но она не спешила, потому что она не имела права
ошибиться - это была ее последняя возможность отомстить за поруганную
честь своей матери. Она терпеливо ждала.
А барону снились сны. Однажды, когда ему вновь привиделась та
мучительная сцена в поле, он неожиданно совершил открытие. Он обнаружил,
что может не просто вспоминать свою жизнь, но и изменять ее, как бы
проживать заново, иначе. Он наконец сумел совладать со своей похотью и
проехал мимо босоногой деревенской девушки, мысленно прося у нее прощения.
После этого вся жизнь предстала для него в другом свете. Вернувшись во сне
в свой замок, он стер ладонью толстый слой пыли с кожаного переплета
семейной Вульгаты и открыл ее на странице, заложенной сухой лилией рукой
его матери. Читая притчу о добром самаритянине, он плакал, как ребенок.
Затем в своих сновидениях он дожил до того рокового дня, когда упал с
лошади и лишился зрения. Но теперь он знал о подстерегавшем его несчастье
и сумел избежать его.
Наконец, он во сне прожил свою жизнь до того мгновения, до какого
прожил ее в настоящей жизни. Две жизни сошлись и слились в одну. И тогда
барон проснулся. Он проснулся, но продолжал спать. Он по-прежнему был
слеп, но зрение вернулось к нему, ведь в той, другой жизни он его и не
терял вовсе. Удивительное это было зрение, словно бы проникающее насквозь.
И что же он увидел, прозрев столь странным образом? Девушку - ту
самую, воспоминание о которой было так мучительно! Да, это была она, так
ему показалось сначала. Но в следующее мгновение он понял, что ошибся:
глаза! у нее были совсем другие глаза, сверкавшие, как два кусочка бирюзы!
И в руке у девушки был острый нож. И тогда сердце рыцаря сжалось: это была
его дочь, родная дочь, мстившая за поруганную честь матери! Их взгляды
встретились - и что же произошло, кто сможет понять? Во взгляде барона
было раскаяние и осознание вины. Во взгляде девушки было изумление: разве
мог человек с таким небесным взором совершить насилие над ее матерью?
Она не воспользовалась своим ножом.
Рыцарь Ордена Меченосцев барон Фридрих фон Готлиб дожил до девяноста
лет и умер, окруженный многочисленными внуками и правнуками. О последних
пятидесяти годах его жизни мы не знаем почти ничего. Единственное, что нам
известно, это прозвище, которое дали барону в народе. До конца дней
подвластные ему крестьяне называли его "добрый рыцарь".

1 2