Кричал газетчик, парень лет двадцати, который расхаживал взад и вперед, надсаживаясь во все горло:
- Покупайте "Монитёр"! Сенсационный выпуск! Врач-отравитель! Возможная эксгумация Октава Мовуазена!
Жиль остановился как вкопанный. Он искал глазами газетчика. Кто-то схватил его за рукав, он успел заметить, что это была тетушка Элуа. Жерардина втолкнула племянника в автомобиль.
В первой машине, той самой, которую Жиль купил себе зимою, уехали молодые и чета Лепаров. Боб увез на своей мать и сестер.
Вдогонку им несся крик газетчика:
- Возможная эксгумация Октава Мовуазена! Этот завтрак заранее нагнал на всех такого страху, что Жиль предложил не устраивать его вообще.
- Невозможно! - отрезала тетушка Элуа. - Родители твоей жены решат, что мы стыдимся их... Только смотри, не упрекай меня потом. Ты сам так хотел.
Странное дело! После того как Жиль сообщил Жерардине о своем намерении жениться, тетка перешла с ним на "ты", словно этот брак укреплял узы родства, связывавшие ее с племянником.
Заговорила она с ним и о свадебном путешествии, но Жиль не решался оставить Колетту одну в такой момент.
День стоял прекрасный, солнечный, иногда тянуло теплым ветерком, предвестником весны. Машины въехали в Энанд и, одна за другой, подкатили к "Портовой гостинице".
Хозяин с хозяйкой, сияя улыбкой, встретили гостей на пороге, и маленькая девочка поднесла букет новоиспеченной мадам Мовуазен.
- Интересно, что это с ними? - буркнул хозяин, вернувшись несколькими минутами позже к своей плите.
И действительно, устраиваясь в отведенной для них столовой, гости чувствовали себя скованно. Обстановка была простая, почти деревенская, хотя заведение слыло лучшим кабачком во всей округе; за стеной, в общем зале, слышались голоса рыбаков, заказывавших себе по кружке белого вина.
- Передайте мне ваше пальто, па... Секундная заминка.
- Папа.
Эспри Лепар первый удивился и сконфузился, услышав, как его величают.
- Вы забываете, что я ваш зять и называть меня надо Жилем.
Жиль насиловал себя. Слово "папа" далось ему нелегко. На мгновение перед ним встало лицо отца на смертном ложе, длинные нафабренные усы на белизне покрывала.
Жерардина, решившая держаться до конца, завела разговор с Алисой.
- Вы не слишком волновались?
- Вот еще! Не очень-то все было внушительно, верно? Я думала о другой паре, дожидавшейся очереди, и...
- Теперь будете заказывать платья в Париже:
- Может быть... Не знаю. Мы с Жилем об этом еще не говорили.
- Если вам нужно посоветоваться насчет туалетов, мои дочери к вашим услугам.
Алиса оказалась настолько хладнокровной, что, выслушав это предложение, невозмутимо глянула на Жиля, и тот промямлил:
- Не выпить ли нам портвейну, как вы считаете?
Им не хватало души общества, заводилы, который оживил бы игру. Хозяин был занят на кухне и не показывался. Хозяйка появлялась лишь на минуту, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Прислуживала за столом какая-то форменная замарашка.
Перед тем как все сели за стол, Жиль подошел к тетке:
- Слышали, что он кричал?
- Увы!
- Что он хотел сказать?
- То, что сказал. Плантель предупредил меня еще позавчера. Но тогда вопрос еще не был решен. Как, впрочем, и теперь. Сенатор Пену-Рато слышал об этом от своего приятеля прокурора.
- Но зачем?..
Жиль заметил, что тетка шевелит пальцами, дергает шеей и растягивает губы, как всегда, когда не уверена в себе.
- Я ничего тебе не сказала, мой бедный Жиль: нельзя же было расстраивать тебя накануне свадьбы. Мне не хочется упрекать тебя в такой день, но вспомни!.. Ты приехал сюда, не зная ни нашего города, ни жизни вообще. Моя бедная сестра не смогла дать тебе надлежащее воспитание, хотя это, конечно, не ее вина. Мы все пытались помочь тебе советом. Эдгар Плантель видел в тебе чуть ли не родного сына. Ты жестоко обидел его, отказавшись сотрудничать с ним и потребовав вернуть тебе хранившиеся у него документы... Но лучше переменим тему. Не пора ли за стол?
Солнце на несколько минут скрылось за тучей, и комната разом стала тем, чем была,-деревенским кабачком: голые оштукатуренные стены, не слишком чисто выметенные углы, удручающе вульгарная меблировка.
На столе стояли устрицы, рачки, креветки, из кухни пахло супом из ракушек. Но вилки были железные, посуда выщербленная.
Словно по уговору, никто не заводил речь об эксгумации Октава Мовуазена, хотя было совершенно очевидно, что о ней думает каждый, за исключением Алисы, оставшейся точно такой же, какой она бегала в парк на свидания с Жилем. По лицу барышень Элуа скользила учтиво-снисходительная улыбка. Эспри Лепар, ошеломленный всем происходящим, не решался наложить еду себе на тарелку. Боб, восседавший в конце стола, вознаграждал себя за скуку обильными порциями местного белого вина.
"Вот,-думал Жиль,- самый важный день моей жизни, день, который определит весь ее ход, до самой смерти! Через тридцать, через сорок лет мы будем справлять его годовщину. Если у нас родятся дети, он даст начало многим поколениям, новым семьям, парам, бракам..."
Пока что, однако, все выглядело до крайности глупо и отнюдь не торжественно. Когда в храме Жиль впервые поцеловал жену на людях, он ждал, что у нее друбгнет рука, задергаются губы, увлажнятся глаза.
Ничуть не бывало! Алиса с видом соучастницы стиснула ему пальцы, и теперь Жиль спрашивал себя, не шокировала ли она его этим жестом.
- О чем ты думаешь, Жиль?
- Ни о чем.
Увы, кое о чем он думал. И даже о многом. Никогда еще его не осаждало столько мыслей сразу. Они путались в голове, как заросли, и он тщетно силился продраться сквозь них.
Коль скоро Жажа еще накануне предупреждала его, значит, газетчик с "Монитёром" подослан к церкви нарочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52