Джо говорил со знанием дела, только старался избегать кое-каких слов, видно, был стреляный воробей.
- В последнее время здорово придираются. В Руане казнили парня, а ему и девятнадцати не было.
На углу улицы Лурса натолкнулся на одну из тех двух девиц; раскрыв зонтик, она прогуливалась взад и вперед по тротуару, ковыляя на высоких каблуках, и, заметив адвоката, фамильярно бросила: "Спокойной ночи!"
Он взбунтовался, не пожелал возвращаться домой, в свою конуру, где увяз, как в болоте, на целых восемнадцать лет. И сделал нечто совершенно неожиданное. Очутившись на площади Алье и увидев проезжавшее мимо пустое такси, он окликнул шофера:
- Знаете кабачок, который называется "Приют утопленников"?
- Это не со стороны старого почтамта?
- По-моему, да.
- Значит, вас туда везти?
Шофер, с виду добродетельный отец семейства, испытующе оглядел клиента и наконец соизволил открыть дверцу.
- Туда и обратно получится шестьдесят франков.
Сколько же времени он не пользовался такси, особенно ночью? Вряд ли он даже помнил своеобразный запах ночных улиц, пригороды, новый квартал за кладбищем, где жил Эмиль Маню со своей матерью.
- Что-то горит! - проговорил шофер, оглянувшись. Тлел окурок, который Лурса кинул на коврик и плохо притоптал каблуком.
- А знаете, боюсь, что там уже все улеглись.
Лурса попала частная машина давнишнего выпуска, где водитель не отделен от пассажира. Чувствовалось, что шофер не прочь поболтать. "Дворники" с противным скрипом ползали по ветровому стеклу. Время от времени их ослеплял свет фар встречных машин.
- Подождите-ка, кажется, поворот здесь... Признаться, нечасто сюда приходится ездить.
В конце разбитой дороги, метрах в двухстах от фермы с выбеленными известью стенами, они заметили поблескивавшую ленту реки, низкий болотистый берег и трехэтажный дом, откуда падал свет.
- Вы там долго задержитесь?
- Не думаю.
Он прочел все на свете, все переварил, все передумал, старался день за днем, год за годом решить все вопросы, которые ставит перед собой человечество, и не умел сделать того, что умеет любой,- войти в кабачок, сесть за стол.
Откровенно говоря, он даже не подозревал, что существуют подобные места, и продвигался поэтому как-то боком, подозрительно оглядываясь вокруг.
Однако пресловутый кабачок оказался обыкновенным кафе, много опрятнее, чем обычные пригородные заведения, со своими выкрашенными масляной краской стенами, с многоцветными рекламами и со стойкой из лакированной сосны.
Кабачок, неизвестно почему, производил впечатление, скорее, частного дома, хотя тут, как и полагается, стояли в ряд столики, а на полках красовались бутылки. Здесь было как-то чересчур мирно, даже интимно, словно на кухне у хозяев средней руки. Окна были плотно прикрыты занавесками кремового цвета.
За одним из столиков сидел посетитель, мужчина средних лет, и Лурса принял его за торговца зерном или птицей. Впрочем, еще у входа он заметил грузовичок с потушенными фарами.
Рядом с торговцем сидела молоденькая девушка, и, когда адвокат открыл дверь, ему почудилось, будто торговец быстро отдернул руку от зада девицы.
Теперь они вдвоем уставились на Лурса и ждали, заинтригованные или раздосадованные. А он уселся за столик, снова отряхнул свое тяжелое намокшее пальто.
- Что прикажете? - спросила, подходя к нему, девушка.
- Грога.
- Очаг уже потушили, а газа у нас нет. Может, возьмете стаканчик рома?
Она открыла крашеную дверь и крикнула, закинув голову к площадке лестницы:
- Мама! Эва!
Потом вернулась к своему кавалеру, положила локти на стол и улыбнулась ему со всей любезностью, на какую только способен человек, падающий с ног от желания спать.
- Ну, что же вы ему ответили? - полушепотом спросила она, по-видимому продолжая прерванный разговор.
Дверь, ведущая внутрь заведения, так и осталась открытой. А там, в темноте, Лурса разглядел смотревшую на него женщину, очень худую, лет сорока; верно, она уже собиралась ложиться, так как в волосах у нее торчали бигуди.
Их взгляды встретились, и женщина отступила в темноту, исчезла, очевидно, поднялась на второй этаж, где сразу же затопали над головой Лурса по крайней мере две пары ног. Только минут через пять появилась Эва, до того похожая на сидевшую за столиком девушку, что Лурса сразу догадался, что это сестры, и когда она подошла к нему, его обдало приторным запахом только что поднявшейся с постели женщины.
- Что вы заказали?
- Ром, - бросил Лурса.
- Стакан или рюмку?
Он заказал стакан. Все здесь вызывало его любопытство. Ему ничего не хотелось упустить. Он пытался представить себе компанию молодых людей и Николь, Эмиля Маню, который в тот вечер приехал с ними сюда в первый раз и напился...
За Лурса наблюдали. Старались угадать, зачем он явился. Эва подала ему ром, но присесть рядом не посмела. С минуту она постояла у столика, потом отошла к стойке, а торговец птицей тем временем вытащил из кармана кошелек.
- Сколько я вам должен?
- Уже уходите?
Торговец молча указал глазами на Лурса, как бы желая сказать: "А стоит, по-вашему, оставаться?"
Она ласково улыбнулась, проводила его до дверей, даже вышла на крыльцо, где, должно быть, быстро клюнула своего кавалера в щеку, позволила себя обнять.
Когда она вернулась в зал, с нее уже слетело прежнее оживление, но она все же попыталась из последних сил быть любезной и даже кинула в сторону Лурса:
- Ну и погодка! Потом спросила:
- Вы не здешний? Вы коммивояжер? Сестры были не уродливые, скорее даже миловидные, но уж очень бесцветные.
- До чего пить хочется, Эва! Не закажете ли мне, мсье, лимонаду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53