«Я подонок. Уж лучше головой в реку…»
Мегрэ прочел это негромко. Жозеф Питере нетвердым голосом спросил:
— Не понимаю… Что он хочет этим сказать?
Машер стоял обескураженный, смущенный. Маргарита переводила с одного на другого свои большие невыразительные глаза.
— Я думаю, что вы… — начал инспектор.
А Мегрэ встал, любезный, с сердечной улыбкой. Обращаясь главным образом к Анне, он сказал:
— Вот видите!.. Я вам сейчас говорил о молотке…
— Замолчите! — умоляюще проговорила Маргарита.
— Что вы делаете завтра днем?
— Как всегда по воскресеньям… Проводим время в своей семье… Не будет только Марии…
— Вы мне позволите зайти к вам и засвидетельствовать свое почтение? Может быть, вы приготовите этот замечательный рисовый пудинг?
И Мегрэ направился в коридор, где он надел пальто, которое от дождя стало вдвое тяжелее.
— Извините меня… — пробормотал Машер. — Это комиссар пожелал…
— Пошли!
Глава 8
Посещение монахинь ордена Святой Урсулы
Возле того места, где выловили фуражку, собралась группа людей, но комиссар, увлекая за собой Машера, направился в сторону моста.
— Вы мне ничего не сказали об этом молотке… Иначе было бы очевидно…
— Что ты делал весь день?
У инспектора был вид нашалившего школьника.
— Ездил в Намюр… Хотел удостовериться в том, что Мария Питерс и в самом деле вывихнула…
— Ну и что же?
— Меня туда не пустили… Я оказался в женском монастыре, где монахини смотрели на меня, как на таракана, попавшего в суп…
— А ты настаивал?
— Даже угрожал им.
Мегрэ скрыл улыбку, он забавлялся. Возле моста он вошел в гараж, где можно было взять напрокат автомобиль, и попросил машину с шофером, чтобы съездить в Намюр.
— Пятьдесят километров туда и пятьдесят обратно вдоль Мёзы.
— Поедешь со мной?
— А вы хотите?.. Ведь я вам объяснил, что вас туда не пустят. Не говоря уже о том, что теперь, когда нашли молоток…
— Ладно! Займись чем-нибудь другим. Возьми и ты машину. Объезди все маленькие вокзалы на двадцать километров вокруг. Убедись в том, что речник не уехал на поезде…
И машина Мегрэ тронулась в путь. Удобно раскинувшись на сиденье, комиссар с блаженством покуривал трубку; снаружи ничего не было видно, кроме огней, горевших, как звезды, по обе стороны пути. Он знал, что Мария Питере была учительницей в школе, которую содержали монахини ордена Святой Урсулы.
Он знал также, что в церковной иерархии эти монахини занимают такое же место, как иезуиты, то есть образуют в некотором роде аристократию, занимающуюся преподаванием. Школу в Намюре посещали дети из высшего общества этой провинции.
Поэтому и было так забавно представить себе, как Машер спорит с монахинями, требует, чтобы его впустили, а главное, еще угрожает.
«Я забыл спросить его, как он их величал, — подумал Мегрэ. — Наверное, он говорил „мадам“ или „сестрица“.
Мегрэ был высокий, тяжелый, широкоплечий, с крупными чертами лица. Однако же, когда он позвонил у входа в монастырь на маленькой провинциальной улице, где между булыжниками росла трава, сестра-привратница, открывшая ему дверь, ничуть не испугалась.
— Я хотел бы поговорить с настоятельницей, — сказал он.
— Она в часовне… Но как только служба кончится…
И его провели в приемную, по сравнению с которой в столовой Питерсов царили беспорядок и неопрятность. Здесь вы, словно в зеркале, могли видеть в паркете свое отражение. Чувствовалось, что даже самые мелкие предметы никогда не переставлялись с места на место, что стулья уже долгие годы стояли в том же порядке, что часы на камине никогда не останавливались, не спешили, не отставали…
В коридорах, выложенных роскошными плитками, слышались скользящие шаги, порой шепот. А издали доносилась нежная органная музыка.
Коллеги с набережной Орфевр, конечно, удивились бы, увидя, как свободно чувствовал себя здесь Мегрэ.
Когда вошла настоятельница, он скромно поклонился, назван ее так, как полагается называть монахинь ордена Снятой Урсулы: «матушка».
Она ждала, спрятав руки в рукава.
— Извините, что я побеспокоил вас, но я хотел бы попросить у вас разрешения посетить одну из ваших учительниц… Я знаю, что по правилам это не положено… Но поскольку дело идет о жизни или, во всяком случае, о свободе человека…
— Вы тоже из полиции?
— Кажется, к вам приходил инспектор?
— Был какой-то господин, который сказал, что он из полиции, нашумел здесь и ушел, крича, что мы еще о нем услышим…
Мегрэ извинился за него, оставаясь спокойным, вежливым. Он произнес несколько любезных фраз, и немного погодя привратнице было поручено предупредить Марию Питере, что ее хотят видеть.
— Это очень достойная девушка, не правда ли, матушка?
— Я могу сказать о ней только одно хорошее. Вначале мы, настоятель и я, сомневались, принимать ли ее, потому что ее родители коммерсанты… Дело не в их мелочной лавке… Но тот факт, что там продают вино на разлив…
Однако же мы не посчитались с этим и нисколько не жалеем… Вчера, спускаясь с лестницы, она вывихнула Щиколотку и с тех пор лежит в постели очень подавленная — она считает, что подвела нас…
Вернулась сестра-привратница. Мегрэ пошел за ней по бесконечным коридорам. По дороге он встретил несколько групп учениц. Все они были одинаково одеты: черное платье в мелкую складку и вокруг шеи голубая лента.
Наконец на третьем этаже отворилась дверь. Привратница не знала, оставаться ли ей здесь или уходить.
— Оставьте нас, сестрица…
Совсем простая комнатка. На стенах, выкрашенных масляной краской, религиозные литографии в черных рамках и большое распятие.
Железная кровать. Тщедушная фигурка, едва заметная под одеялом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30