Жильцы обсуждали событие, полицейский не очень уверенно уговаривал их разойтись.
Что случилось с Сесилью?
Эта мысль не покидала его весь тот час, что он провел в одиночестве в квартире, и на лице его застыло угрюмое и словно сонное выражение, так хорошо знакомое его сослуживцам.
А между тем голова его напряженно работала. Он уже успел проникнуться атмосферой этого дома. Едва вступив в переднюю, вернее, в длинный темный коридор, который ее заменял, он ощутил запах старья, убожество всей обстановки. Мебели, загромождавшей тесные комнаты, хватило бы на две такие квартиры, но все это была старая, разномастная и разностильная мебель, не представлявшая ни малейшей ценности. Невольно приходили на память торги в провинциальном городке, когда, вследствие чьей-то кончины или разорения, тайны суровых буржуазных домов внезапно становились всеобщим достоянием.
Впрочем, всюду здесь царили безупречный порядок и чистота, все блестело, каждая безделушка знала свое место.
Обстановка была настолько вне времени, что любое освещение — свечи, керосин, газ, электричество — равно подошли бы к ней. И действительно, с потолка свисали старинные керосиновые люстры, в которые были вставлены электрические лампочки.
Гостиная скорее напоминала лавку старьевщика, стены ее были увешаны фамильными портретами, акварелями, дешевыми гравюрами в черных и позолоченных гипсовых рамах под резное дерево. У окна громоздился огромный секретер красного дерева с откидывающейся доской, какие можно встретить у управляющих поместьями. Обернув руку платком, Мегрэ открыл один за другим все ящики секретера. Тут лежали ключи, куски сургуча, коробочки из-под пилюль, оправа от ручного зеркальца, записные книжки двадцатилетней давности, пожелтевшие счета. Нигде никаких следов взлома. Четыре ящика были пусты.
Рядом кресла с потертой обивкой, маленький дамский секретер, столик для рукоделия, двое стенных часов в стиле Людовика XIV. В столовой Мегрэ также увидел стенные часы и в передней еще одни, наконец, он с удивлением обнаружил двое стенных часов в спальне убитой. Это его даже позабавило.
Очевидно, часы были ее манией. Самое любопытное, что все часы шли. Мегрэ убедился в этом в полдень, когда одни за другими они начали бить.
Столовая тоже была заставлена мебелью — просто негде было повернуться. Здесь, как и в других комнатах, на окнах висели плотные шторы, словно обитатели квартиры боялись дневного света.
Почему ночью, когда старую женщину застигла смерть, на одной ноге у нее оказался чулок? Он стал искать второй и нашел его на коврике. Чулки были черные, из грубой шерсти. По распухшим синеватым ногам Мегрэ заключил, что тетка Сесили страдала водянкой. Трость, которую он поднял с пола, доказывала, что старуха могла передвигаться по квартире.
Наконец, над постелью он увидел шнур, такой же, как на лестничной площадке. Он потянул за него, прислушался, дверь квартиры открылась. Он пошел и затворил ее, проворчав несколько нелюбезных фраз по адресу жильцов, все еще толпившихся на площадке.
Почему Сесиль внезапно покинула набережную Орфевр? Что могло побудить ее сделать это как раз тогда, когда у нее было столь важное сообщение для комиссара?
Она одна знала это. Она одна могла все объяснить.
Время шло, тревога Мегрэ возрастала.
Невольно напрашивался вопрос, что могли делать по целым дням две женщины среди всей этой мебели, уставленной хрупкими безделушками из стекла и фаянса, одна уродливее другой, стеклянными шарами с изображением грота в Лурде или Неаполитанского залива, косо висящими портретами в рамках из медной проволоки, прозрачными японскими чашками с приклеенными ручками и искусственными цветами в разномастных бокалах для шампанского.
Мегрэ снова вошел в комнату старухи, которая по-прежнему лежала на кровати красного дерева, свесив одну ногу в этом загадочном чулке.
Около часу дня послышался шум, сначала на улице перед домом, затем на лестнице, на площадке. Комиссар грузно сидел в кресле, так и не сняв пальто и шляпу. Он столько курил, что в комнате было сине от дыма.
Услышав громкие голоса, он вздрогнул, словно очнувшись ото сна.
— Ну как дела, дорогой комиссар?
Бидо, товарищ прокурора, с улыбкой протянул ему руку. За ним вошли низенький следователь Мабий, судебно-медицинский эксперт и секретарь, который тут же принялся раскладывать на столе свои бумаги.
— Как будто интересное дело, а? Однако здесь не слишком весело…
Минуту спустя около дома остановился крытый грузовичок отдела криминалистики, и скоро фотографы, вооруженные своими громоздкими аппаратами, наводнили здание. Комиссар полиции Бур-ла-Рена робко пытался протиснуться вперед, терзаясь тем, что никто не обращает на него внимания.
— Разойдитесь, господа, — повторял полицейский, охранявший вход в квартиру. — Нечего тут смотреть…
Скоро вас будут вызывать одного за другим… А сейчас, ради Бога, освободите проход! Дайте дорогу! Да расходитесь же!..

Было около пяти часов вечера. Туман превратился в изморось, и фонари загорелись раньше обычного. Мегрэ, надвинув шляпу на глаза, вошел в ледяной вестибюль криминальной полиции и торопливо поднялся по плохо освещенной лестнице.
Он невольно бросил взгляд на аквариум, который теперь, при электрическом освещении, больше чем когда-либо оправдывал свое название. Там сидело четыре или пять неподвижных фигур, похожих на восковые экспонаты паноптикума. Почему, подумал комиссар, выбрали для этого зала ожидания зеленые обои, зеленую обивку стульев и зеленую скатерть на стол? От всего этого на лицах лежал какой-то мертвенный отсвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40