— Ну и что же он сказал?
— Ничего… Только глубже засунул руки в карманы…
Я думаю, это один из самых болезненных ударов за все годы его службы… Он ушел, и я очень сомневаюсь, что он лег спать сегодня ночью… Бедняга Мегрэ…
А Мегрэ тем временем выбивал трубку о каблук, вытряхивая золу на ковер.
— Вы, кажется, вели дела госпожи Буанэ? — медленно спросил он, морщась, словно слова были горькими.
— Я знал ее и ее сестру по Фонтене-ле-Конту. Мы жили почти рядом. А здесь я вновь встретил ее, когда снял эту квартиру… Она была уже вдовой. Вы не знали ее?.. Не скажу, что она была сумасшедшей, но отличалась большими странностями. Деньги были ее страстью.
Все свои капиталы она держала дома, боялась, что в банке ее обворуют.
— И вам это было на руку!
Мегрэ нетрудно было представить себе этого субъекта в домах терпимости и его беседы с их содержательницами, поверявшими ему свои тайны. Затем Дандюран поднялся еще на одну ступень и познакомился с владельцами этих заведений; он встречался с ними в барах Монмартра, где вечерами они собирались за карточным столом.
Так адвокат из Фонтене Шарль Дандюран стал месье Шарлем, советчиком и соучастником этих господ, полностью доверявших ему, ибо его познания в уголовном кодексе оказывали им неоценимые услуги.
— Напротив, ей это было на руку, господин комиссар!
Его длинные, бледные, покрытые волосами руки перебирали трубки на письменном столе. Из ноздрей торчали пучки седоватых волос.
— Неужели вы никогда не слыхали о старой Жюльетте? Хотя вы занимались только сыскной полицией. Зато ваш коллега Кассье… Все началось с того дома, который продавался на улице Антен… Я сказал об этом госпоже Буанэ, которую всегда называл просто Жюльеттой: ведь мы росли вместе… Она купила этот дом… Год спустя я приобрел для нее «Парадиз» в Безье, а «Парадиз» — одно из самых доходных заведений во Франции…
— Было ли ей известно, в какого рода предприятия вы помещали ее деньги?
— Послушайте, господин комиссар, я знавал немало скряг… Провинциальному адвокату часто доводится иметь дело со всякого рода людьми. Но их скупость ничто по сравнению со скупостью Жюльетты. Она испытывала почти мистическую страсть к деньгам. Расспросите содержателей домов, они вам скажут, сколько подобных заведений финансировала Жюльетта…
Хотите, я приведу цифры?
Он встал, подошел к сейфу, вделанному в стену, достал потрепанную записную книжку и, послюнив грязные пальцы, стал ее листать.
— В прошлом году я передал Жюльетте в банкнотах пятьсот девяносто тысяч франков… Пятьсот девяносто тысяч чистой прибыли.
— И все эти деньги находились у нее?
— Полагаю, что да, поскольку она не выходила из дому и ни за что не доверила бы такие суммы племяннице… Я догадываюсь, о чем вы подумали… Мое положение может показаться ложным… Но вы ошибаетесь, господин комиссар, уверяю вас. Я никогда не присвоил ни одного сантима из чужих денег… Расспросите моих клиентов… Вы же знаете, такие люди не прощают никаких нарушений… Они все подтвердят вам, что месье Шарль — человек безупречный… Не хотите ли табачку?
Мегрэ отстранил протянутый ему кисет и вытащил из кармана свой.
— Нет, благодарю.
— Как хотите… Я честно ввожу вас в курс дела. Карты на стол, как говорят у Альбера.
На лице этого человека, который половину жизни прожил в самой ханжеской среде Фонтене, появлялась странная усмешка, когда он употреблял жаргонные словечки.
— У Жюльетты были нелепые причуды. Она до смерти боялась, что как-нибудь обнаружится, куда именно она вкладывает деньги… Заметьте, никто не приходил к ней, никто ею не интересовался… Тем не менее она принимала смехотворные, прямо умилительные меры предосторожности… Последние полгода, когда она не покидала больше своей квартиры, я должен был посещать ее… А знаете ли вы, как я вынужден был обставлять эти визиты?
На лестнице послышались шаги. Семья Сивеши возвращалась домой, возбужденно переговариваясь по-венгерски, затем с верхнего этажа донеслись их громкие голоса, спорившие о чем-то.
— …Каждое утро консьержка разбирает у себя почту и газеты жильцов и раскладывает их по ящикам. Мне надо было, доставая свою газету, начертить карандашом крестик на газете Жюльетты. Ни о чем не подозревавшая бедняжка Сесиль обычно спускалась за газетой несколько позже… В полночь я бесшумно поднимался по лестнице, а за дверью меня уже ждала Жюльетта, опираясь на свою палку…
А ведь вся криминальная полиция насмехалась над Сесилью, когда она рассказывала, что некоторые предметы меняют по ночам свое место!
— И племянница ее ни разу не проснулась?
— Сесиль? Тетка не допустила бы этого. Если вы обыскали помещение — а вы, несомненно, это сделали, — то. вы, конечно, обнаружили в ящике комода снотворное. В те вечера, когда Жюльетта ждала меня, она принимала меры, чтобы Сесиль спала беспробудным сном и… Извините, я до сих пор ничего не предложил вам. Выпьете чего-нибудь?
— Нет, благодарю вас.
— Понимаю… Однако вы на ложном пути, господин комиссар. Можете мне не верить, но я не способен убить даже цыпленка и падаю в обморок при виде крови…
— Госпожа Буанэ была задушена…
Бывший адвокат на мгновение умолк, словно смущенный этим аргументом. Он взглянул на свои бледные руки.
— На это я тоже не способен… К тому же я нисколько не был заинтересован в ее смерти…
— Скажите, господин Дандюран, сколько, по-вашему, денег хранилось у госпожи Буанэ?
— Примерно восемьсот тысяч франков.
— Вам известно, где она их прятала?
— Этого она мне никогда не говорила… Но, хорошо зная ее, я предполагаю, что она никогда с ними не расставалась, что они постоянно находились у нее под рукой, что она, возможно, спала со своим состоянием…
— А между тем при обыске ничего не обнаружили…
Ведь у нее, вероятно, были процентные бумаги, купчие… Из секретера они исчезли… В котором часу вы ушли от нее прошлой ночью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40