Мадам Мамен указала на пустой стул.
— Селерен сидела здесь…
На него устремились любопытные взгляды.
— Она никогда тут подолгу не засиживалась, потому что торопилась навестить своих старичков и старушечек, как она их называла.
— Вы думаете, у нее это было проявлением сострадания?
— Это было самопожертвование.
Он не осмелился сказать, что думает об этом. Он задавался вопросом, а не было ли все это для нее некой отдушиной? Здесь все восхищались ее самоотверженной работой, ставили в пример новеньким.
Для несчастных, к которым она ходила, Аннет была, можно сказать, всем, что у них еще оставалось в этом мире. Наверное, они с нетерпением ждали ее, а она помогала им легче переносить одиночество.
— До свидания, — попрощался он с молодыми женщинами.
Он вернулся в кабинет директрисы.
— Благодарю вас, мадам Мамен. Я мало что знал о жизни моей жены за стенами дома. Теперь у меня появилось какое-то представление об этом. Много ли среди ваших сотрудниц замужних женщин?
— Нет, довольно мало.
— А у них есть дети?
— Как правило, они уходят от нас, как только у них появляется первый ребенок.
Аннет не ушла из этого учреждения. Она занималась судьбами сотен незнакомых ей людей, а в итоге почти не знала собственных детей.
Ее настоящая жизнь проходила не на бульваре Бомарше. Поэтому ему так часто приходилось с тревожным любопытством наблюдать за ней.
Не от него ли она бежала? Время от времени он спрашивал себя об этом.
Между ними никогда не было доверительных разговоров, в которых открываются сердца.
Он любил Аннет всей душой. И был униженно благодарен ей за то, что согласилась взять его в мужья.
Не сожалела ли она об этом впоследствии? Была ли она создана для семейной жизни?
Он направился на улицу Севинье, это было рядом. Уже стало совсем тепло.
Приближаясь к старинному особняку, Селерен ускорял шаг. А разве у него самого не было своего убежища? Что бы он стал делать, если бы не было мастерской, не было его товарищей по работе?
— Здравствуйте, мсье Жорж…
Все любя называли его так. Как и каждое утро, мадам Кутано раскладывала украшения в витринах.
Остальные уже склонились над своими верстаками.
— А вы, патрон, опаздываете. С вас бутылка божоле.
— Согласен.
Пьерро радостно вскочил, чтобы бежать за бутылкой.
— Как там брошка? Дело продвигается?
— Оправа идет с трудом — камни разной величины, но все будет в порядке…
Работы становилось все больше и больше. В начале изготавливаемые в мастерской украшения шли в руки торговцев ювелирными изделиями. Но мало-помалу сложился свой круг постоянных заказчиков. Богатые женщины, мужчины, которым хотелось сделать какой-нибудь необычный подарок, обращались непосредственно к Селерену.
Вот как, например, мадам Папен. Она унаследовала невероятное количество старинных драгоценностей. Камни и жемчужины были великолепны, а вот оправы устарели, вышли из моды.
В мастерскую нужно было подниматься по лестнице — лифта не было, а ей уже перевалило за шестьдесят. Тем не менее она получала удовольствие от посещения мастерской на улице Севинье. Драгоценности она приносила по штучке, словно желая продлить приятные минуты, и очень любила поболтать с мадам Кутано. А та всегда заботилась о том, чтобы дверь в мастерскую была закрыта еще до ее появления, потому что с мадам Папен могло бы статься давать советы мастерам, расположившись у них за спиной.
Селерен как раз работал над ее заказом. Он придумал по меньшей мере три различные оправы и в конце концов остановился на одной из них, орнамент которой, очень строгий, но все же в духе начала века, его удовлетворял.
Эту работу делал он сам, ведь он не утратил привязанности к своему верстаку. Больше двух часов он провозился с белым золотом, которое выбрал для оправы, а в последнюю минуту добавил еще ободок из желтого золота.
Для пользы дела нужен был бы еще один работник, но площадь мастерской не позволяла поставить для него верстак. Из-за этого приходилось отказывать некоторым заказчикам.
Обычно отвергались самые простые работы.
— Поймите, мадам, такая вещь, какую вы себе представляете, найдется в любом хорошем магазине, и она обойдется вам гораздо дешевле, чем если мы ее изготовим по вашему заказу…
По утрам часто забегал Брассье.
Торговцы драгоценностями тоже заказывали уникальные вещи.
— Вчера встречался с Руланом и сыновьями. Им хотелось бы получить дюжину очень красивых и как можно более оригинальных вещей для своей витрины на улице Георга Пятого.
— И когда они их хотят?
— Срочно… Ты же знаешь, как они всегда торопятся.
— Слышите, ребятки? По-моему, нам придется работать сверхурочно…
Все запротестовали для порядка, особенно Жюль Давен.
— Можно делать то, что захочется?
— Да, при условии, что это будет на высоте… Скажика, Жорж, не придешь ли ты к нам поужинать как-нибудь на днях?
— Ты же прекрасно знаешь, что по вечерам я сижу дома с детьми.
Он взял себе это за правило. Даже если дочь и сын были чем-то заняты в своих комнатах, он сидел дома, чтобы они знали, что он рядом. Разве им не было так спокойней? Разве не создавалось впечатления, что они у него под крылом?
Он смотрел передачи по телевизору или раскрывал какой-нибудь иллюстрированный журнал. Когда дочка усаживалась подле него, Селерен бывал счастлив. Жан-Жака он видел реже, пока тот не сдал свои экзамены. Ему едва исполнилось шестнадцать, а он уже одной ногой был за порогом дома.
Ему хотелось посмотреть мир и потом, уже со знанием дела, выбрать для себя подходящее занятие…
Со смертью Аннет в доме образовалась пустота, огромная зияющая пустота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36