Большинство допросов длились часами. Приходилось далеко за полночь засиживаться в сизой от дыма трубки и сигарет комнате, и зачастую инспекторы были вынуждены поочередно сменять друг друга.На набережной Орфевр ходили легенды о том, как Мегрэ разбирался с одним преступником двадцать семь часов кряду и в итоге был измотан ничуть не менее своего визави, однако все же вынудил того признаться.И каждый раз с ним происходил один и тот же феномен.До тех пор, пока сидящий перед ним подозреваемый продолжал отбиваться — отказывался отвечать или лгал, — это была в какой-то мере борьба на равных, проблема чуть ли не технического свойства. Вопрос, по возможности неожиданный, нанизывался на другой, а пристальный взгляд комиссара подмечал малейшую реакцию подследственного.Почти всегда по прошествии более или менее продолжительного отрезка времени наступал момент, когда допрашиваемый прекращал сопротивляться, и тогда перед полицейским оказывался просто затравленный индивид, в мгновение ока вновь ставший человеком — пусть вором, убийцей, но все же человеком, тем, кому предстояло платить за содеянное и кто прекрасно отдавал себе в этом отчет, для кого в эту минуту рвалась связь с прошлым, с близкими ему людьми.Подобно животному, которого вот-вот прикончат, — а Мегрэ никогда не находил в себе силы убить кого-либо из них, даже вредоносных, — он едва ли не всякий раз бросал на того, кто загнал его в угол, удивленный взгляд, в котором читался упрек.«Именно так все и произошло…» — обессиленно выдыхал задержанный.И для него уже не было более спешной заботы, чем подписать свои показания, подмахнуть все, что угодно, и поскорее отправиться спать.Сколько раз в подобных ситуациях Мегрэ доставал из шкафа бутылку коньяку — не для того только, чтобы предложить выпить своей жертве, но и чтобы основательно плеснуть в свою рюмку.Он занимался своим ремеслом полицейского, не давая оценок. Не ему судить, он предпочитал, чтобы это сделали другие.Какая ситуация складывалась сейчас там, наверху, за освещенными окнами кабинета Мегрэ? Начало ли ослабевать сопротивление Жава под натиском инспектора и дал ли уже Жанвье сигнал к расправе?Складывалось впечатление, что сидевшая напротив комиссара девушка следила за ходом его мыслей.— Странно, — глухо прошептала она. — Я бы никогда не поверила, что доктор Жав способен на такое. Он так не похож на убийцу!Мегрэ промолчал. Зачем объяснять ей, что за всю свою карьеру он ни разу, за исключением нескольких профессионалов, не встречал убийцу с криминальной физиономией.— Сколько с меня? — спросил он хозяина.— За оба ужина?— Нет, за свой я заплачу сама, — запротестовала Мартин Шапюи.Он не настаивал.— Кальвадос занесите на мой счет.— Как вам будет угодно.Кафе они покинули вместе и не успели добраться даже до моста Сен-Мишель, как хозяин закрыл ставни.— Вы направляетесь туда?— Нет. Я выжидаю.К счастью, набережная Орфевр была плохо освещена.Оставаясь на тротуаре, тянувшемся вдоль Сены, они не выходили из тени, и постовой у здания уголовной полиции не мог их разглядеть.— Вы полагаете, он признается?Мегрэ лишь пожал плечами. Он не был Господом Богом. И сделал то, что было в его силах. Остальное касалось Жанвье.Они шли в полной тишине. Издалека их, должно быть, принимали за парочку влюбленных или скорее за чету, вышедшую на набережную подышать вечерним воздухом, прежде чем отойти ко сну.— Знаете, я почти сожалею, — ни с того ни с сего проворчал комиссар, — что виновным оказался не доктор Негрель.Девушка резко дернулась, вперив в него внезапно ставший жестким взгляд.— Как это прикажете понимать?— Не гневайтесь. Я ничего не имею против вашего Жильбера, наоборот, но будь это он, дело можно было бы рассматривать как несчастный случай. Понимаете?— Пожалуй, начинаю улавливать вашу мысль.— Во-первых, ваш жених не имел достаточных мотивов для этого убийства. Особенно учитывая то обстоятельство, что вы были в курсе его связи с Эвелин Жав. А это так, верно?— Да.Он приостановился и спросил, не глядя на нее:— Почему вы говорите неправду?— Я не лгу. То есть…— Ну говорите же, говорите.— Я знала, поскольку он сам мне в этом признался.Эта женщина, по сути дела, вынудила его вступить с ней в близкие отношения. Знала я и о том, что она продолжала бегать за ним…— Но вы и понятия не имели насчет ее приезда в субботу из Канн?— Не знала.— Как не знали и о том, что она заходила к вашему жениху домой уже после его знакомства с вами.— Все правильно. Видите, я вполне искренна с вами.Из-за присущего ему такта он ни словом не обмолвился мне об этом. Разве это что-либо меняет?Комиссар не торопясь размышлял.— Теперь уж нет. При любом раскладе мотив для убийства не был бы достаточно убедителен. И, как я только что вам объяснил, будь то Негрель, все свелось бы к несчастному случаю — ошибке с ампулой.— Вы все еще полагаете, что это возможно?— Боюсь, что нет.— Почему?— Да потому, что уже с вечера пятницы Жав знал о том, что его жена вылетает в субботу в Париж. Он прибыл в столицу вовсе не на свидание с Антуанеттой. И отнюдь не опаздывал на тот самолет, которым отправилась Эвелин.Он сознательно воспользовался лондонским рейсом, так как — я убежден в этом — был заранее осведомлен о расписании полетов.Окна в верхней части здания уголовной полиции были по-прежнему освещены. Дважды или трижды мелькнул силуэт — конечно, это был Жанвье, слишком взвинченный, чтобы спокойно восседать за столом Мегрэ.— Вы полагаете, что у него-то, у доктора Жава, имелись достаточно веские основания для преступления?— Неужели мало того, что выяснилось в отношении Эвелин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41