Жан-Поль шел не останавливаясь, не разбирая дороги. На берегу моря стояло пять или шесть рыбацких домиков с красными крышами, где ловцы устриц хранили свой инвентарь.
— Жан-Поль! — наконец позвал комиссар.
Его голос прозвучал так странно, что он с трудом узнал его. Даже обернулся, чтобы убедиться, что никто за ним не наблюдал. Он заметил, что мальчик внезапно замедлил шаг. Услышав его голос, Жан-Поль заколебался и хотел было остановиться, но, когда удивление прошло, он опять зашагал быстрым шагом и наконец в панике побежал.
Комиссар не мог настаивать, он чувствовал себя каким-то большим зверем, который гонится за беззащитным существом.
— Остановись, малыш…
Самое смешное, что он задыхался и голос его звучал очень тихо. Расстояние между ними не сокращалось.
Чтобы сократить его, он побежал.
На что надеялся Жан-Поль? Что Мегрэ устанет и повернет обратно?
А вернее всего, он ничего не думал, он просто бежал напрямик, будто это была единственная возможность избежать опасности. А впереди не было ничего, кроме моря с его сверкающей бахромой, которая лениво перекатывалась по камням.
— Жан-Поль!..
Остановиться теперь было так же глупо, как и продолжать преследование.
Мальчик подошел к самой воде, но не побежал дальше по еле заметной тропинке, ведущей к ближайшей деревне, а наконец остановился и обернулся лишь тогда, когда шаги комиссара послышались совсем рядом.
Он не раскраснелся от быстрой ходьбы, а наоборот — побледнел. Губы его были плотно сжаты. Он часто дышал. Казалось, будто сердце его стучит так же гулко, как у птицы, зажатой в кулаке.
Мегрэ ничего не сказал. Он не знал, с чего начать.
Прежде всего ему надо было отдышаться.
Повернувшись к морю, Жан-Поль не смотрел на него.
Они оба уставились на море и молчали. Молчали до тех пор, пока сердца их не стали биться ровно и спокойно.
Наконец Мегрэ сделал несколько шагов, уселся на кучу деревянных стоек, отдающих свежим запахом сосны, снял шляпу, без стеснения вытер пот со лба и медленно стал набивать трубку.
— А ты быстро ходишь, — пробормотал он.
Жан-Поль, стоявший в напряженной позе, будто молодой драчливый петух, ничего не ответил.
— Не хочешь посидеть рядом со мной?
— Не хочу.
— Наверно, рассердился?
Бросив на комиссара быстрый взгляд, Жан-Поль спросил:
— На что?
— Я хотел поговорить с тобой в отсутствие твоей мамы. У вас это невозможно. Когда я увидел тебя за кладбищенским забором, сразу же подумал, что это подходящий случай. — Чтобы не испугать ребенка, он подолгу молчал после каждой сказанной фразы. — На что ты смотрел?
— На людей.
— Не мог же ты смотреть на всех сразу. Наверняка ты смотрел на кого-то одного. Верно?
Жан-Поль не сказал ни да ни нет.
— А обычно ты ходишь в церковь?
— Нет.
— Почему?
— Ведь мои родители не ходят туда.
Со взрослыми все бывает гораздо проще. А как поступить сейчас?.. То блаженное время, когда он был ребенком, кануло в вечность, своими детьми он не обзавелся… И все-таки ему непременно надо влезть в шкуру своего маленького собеседника, постараться мыслить так же, как и он.
— Ты сказал маме, что уйдешь сегодня утром?
— Нет.
— Ты не хотел, чтоб она знала об этом?
— Она бы мне просто запретила.
— Ты воспользовался тем, что мама была наверху, и потихоньку ушел? И побежал по улицам в обход?
— Мне хотелось видеть.
— Что?
Мегрэ мог поклясться, что Жан-Поля не интересовала ни толпа, ни то, как опускали в могилу гроб. Он вспомнил о стихаре, раздуваемом ветром, о кресте, который нес Марсель, вспомнил то далекое время, когда ему самому было семь лет, и как он мечтал тогда стать мальчиком из хора. Ему пришлось ждать целых два года, чтобы он мог наконец носить серебряный крест и идти на кладбище впереди похоронных дрог…
— Тебе хотелось увидеть Марселя?
Он заметил, как тот вздрогнул. Стало ясно: ребенок несказанно удивился и внезапно понял, что взрослый человек способен его разгадать.
— Почему ты не дружишь с Марселем?
— Я ни с кем не дружу.
— Ты никого не любишь?
— Я сын учителя, я же сказал вам об этом.
— Ты предпочел бы быть сыном жестянщика, мэра или какого-нибудь другого крестьянина?
— Этого я не сказал.
Самое главное — не спугнуть его, не дать ему повода снова убежать… Однако мальчика удерживал не только страх, что Мегрэ его поймает. Бегал-то он быстрее комиссара. Может быть, теперь, когда они были одни, он чувствовал себя немного спокойнее? Может быть, в тайниках своей души он испытывал жгучее желание говорить?
— Тебе не хочется посидеть?
— Я предпочитаю стоять.
— Тебя очень огорчает, что отец в тюрьме?
Он не ответил ни да ни нет.
— Значит, ты не огорчен этим?
Мегрэ был все время настороже, как человек, продвигавшийся вперед ощупью. Причем продвигаться надо было не слишком быстро. Ведь каким-нибудь неловким вопросом можно спугнуть ребенка, и уж тогда от него ничего не добьешься.
— Скажи, тебя мучает мысль о том, что ты не такой, как все?
— А кто вам сказал, что я не такой, как все?
— Представь себе, что у меня есть сын, который ходит в школу и который играет с соседними детьми на улице. А товарищи его говорят: «Это сын комиссара полиции». И поэтому они относятся к нему не так, как к другим. Понимаешь? А ты сын школьного учителя.
Мальчик внимательно посмотрел на него — куда внимательнее, чем раньше.
— Тебе хочется стать мальчиком из хора?
Мегрэ почувствовал, что идет по ложному пути. Трудно сказать, почему он это почувствовал. Некоторые слова вызывали едва заметную реакцию. Другие настораживали Жан-Поля, как бы заставляя его замкнуться.
— У Марселя есть товарищи?
— Да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37