Владимир занимался теперь тем же, чем не так давно — вице-мэр: поглядывал на часы и думал, что пора идти на яхту обедать, но не двигался с места.
— …Вот этот и вон тот…
Не хотелось ему оказаться сейчас лицом к лицу с Блини, видеть его широкую улыбку и газельи глаза… Тем более что ему было известно: Блини наделен этим женственным очарованием из-за туберкулеза! Он это скрывал от всех, но у него под матрацем всегда была спрятана бутылочка с настойкой креозота!
Тем хуже для него!
Владимир не ревновал мадам Папелье, которую звал попросту Жанной. Дважды он заставал Блини в ее спальне и делал вид, что не заметил. Впрочем, она его не стеснялась. Не раз, встретив какого-нибудь молодого человека, она говорила Владимиру: «Надо бы его пригласить сегодня вечерком…»
Владимир был согласен на все, согласен был на одновременные роли любовника и слуги. Ведь звание капитана было пустым звуком и он не имел для этого никаких оснований. Он занимался уборкой яхты вместе с Блини. Раз в году они вместе скоблили корпус яхты, перед тем как приступить к окраске.
Вернее, Владимир ухитрялся свалить всю работу на Блини, но это уже другое дело…
Нет! В счет шла только Элен.

Машина, с Дезирэ за рулем, проехала мимо кафе, потом вдоль мола и остановилась в нескольких метрах от яхты. Шофер, не очень-то желая вмешиваться в чужие дела, дал сперва несколько гудков. Никто не появился. Что она там делает, внизу? Пришлось все-таки Дезирэ выйти из машины и подняться по сходням. Довольно надолго он застрял в кают-компании, вероятно обсуждая что-то с Элен.
Затем он вышел один, дал задний ход и остановился перед кафе.
— Стаканчик белого, — заказал Дезирэ. Усевшись напротив Владимира, он тихо сообщил:
— Не желает.
— Не хочет ехать на виллу обедать?
Дезирэ пожал плечами, достал сигарету, закурил.
— Друзья приехали… Хозяйка еще не вставала и велела, чтобы ее не будили…
Взгляд шофера был циничным, и говорил он языком жителя парижского предместья.
— Что касается девчонки, то, пожалуй, наш приятель Блини…
За этим последовал жест еще более циничный, чем взгляд, и Владимир покраснел. Это была его единственная слабость. У него была светлая кожа уроженца балтийского севера, голубые глаза и мягкие черты лица, и при малейшем волнении щеки его заливал багровый румянец, точно так же, как после нескольких стаканчиков опухали веки.
— Едем?
— Нет, я побуду здесь.
— Я их обоих застал за стряпней, наша барышня нацепила передничек…
За минуту до этого Владимир собирался идти обедать на яхту. После этих слов решимость его пропала.
Он не задавался вопросом, влюблен он в Элен или нет. Прошло уже три недели с тех пор, как она ворвалась в их жизнь, — вероятно, после смерти отца, который, может быть, и был первым мужем Жанны Папелье, — Ну и вид у вас! — заметил шофер. — Угостить стаканчиком?
— Спасибо, нет.
— Так не будете пить?
Владимир был на пределе. Зачем к нему лезут с разговорами, когда он думает совсем о другом? Или пытается не думать и ждет. Скорее бы все случилось.
Бриллиант лежит в шкатулке. Вот сейчас Жанна Папелье встанет и обнаружит пропажу.
Поделом Блини!

Из трубы яхты поднималась струйка дыма, но ветер относил ее, и она была едва заметна. Иногда, через час-другой, дождь внезапно прекращался, но потом это случайное затишье сменялось еще более яростным порывом ветра и ливня.
— Разве вы здесь кормитесь?
Да, Владимир поел у Полита, без всякой охоты, навалившись на стол локтями. Потом выпил! Потом растянулся во весь рост на кожаном диванчике.
Свет резал ему глаза, и он прикрыл лицо газетой. Вице-мэр пообедал дома и вернулся, надеясь подыскать партнера и во что-нибудь сыграть. Он уселся недалеко от русского и раскрыл другую газету, хотя читать у него не было ни малейшего желания.
— Сыграем? — предложил Полит. Сыграли нехотя и бросили колоду на стол. Машины проезжали мимо, не останавливаясь. В церкви звонили к вечерне, а вице-мэр все никак не мог выяснить, что сегодня освящают — самшит или свечи. Он вздохнул и поглубже уселся в угол диванчика.
Лили снова перетирала стаканы и ставила их на полку; вскоре она услышала, как похрапывает вице-мэр.
Может быть, Владимир тоже уснул? Белые брюки его заляпаны грязью, одет он в бело-синюю полосатую тельняшку, лица не видно, зато видно, как поредели рыжеватые волосы.
— Разбудишь меня в четыре часа, — вздохнул Полит и поднялся к себе.
А дымок все вился над трубой яхты…
В вилле «Мимозы» Жанна Папелье звонком вызвала горничную, потребовала сельтерской, еле ворочая языком.
— Кто там внизу?
— Шведка приехала с женихом… Я им подала завтрак… Они сейчас в маленькой гостиной.
— Что они там делают?
— Да ничего.
— Дай мне еще поспать.
— Разве мадам не собирается вставать?
— Нет. Моя дочь не приехала?
— Она велела передать через Дезирэ, что хочет остаться на яхте.
— А Владимир?
— Он ушел в десять часов и еще не приходил.
— Скажи, чтоб меня не будили.
Гости хотели сыграть в бридж, но четвертого игрока не нашлось. В гостиной, заваленной журналами и книгами, шведка раскладывала пасьянс, а ее двадцатипятилетний жених, одетый для игры в гольф, читал киножурнал.
На кухне дворецкий завтракал вдвоем с кухаркой, медленно жевал, просматривая газету.
— Вечером все тут будут обедать?
— Не знаю.
В тысячах домов и вилл Лазурного берега сидели люди, не зная, что делать, и смотрели на дождь. В Канне, Ницце, на Антибах зрители у входа в кинотеатры стряхивали зонтики.
Вице-мэр проснулся, как от толчка, около четырех. Бог знает что такое ему приснилось! Владимир все так же сидел за столиком, уткнув подбородок в ладони, и смотрел прямо перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41