Она все изгадила, все загубила. И теперь, понурив голову, он бесцельно брел по берегу, не думая, куда идет.
Бедная Элен! Она-то еще во что-то верит! Она валялась в ногах у этой сиделки! Она заставила себя бросить в лицо Владимиру признание в своем бесчестье! Бесчестье! Да вспомнит ли она об этом через несколько лет? Когда станет другой, такой, как мать…
Он шел по пляжу через толпу, но никого не видел. Одна только мысль, нет, вернее, дыхание мысли, мало-помалу проникала в него.
Может быть, еще не поздно вырваться отсюда? Он встретится с Блини. Не может не встретиться. И они вдвоем снова начнут свою бродячую жизнь, будто и не было никогда никакой «Электры», никакой Жанны Папелье.
Возможно, ни шампанского, ни виски пить им уже не придется, но по утрам, в воскресенье, они будут гулять по городу, все равно по какому, потолкутся на рынке среди других покупателей, остановятся в нерешительности перед кинотеатром…
А в комнате у них на столе будет стоять старый граммофон, который они когда-то купили на свои первые сбережения, Его охватило нетерпение, от которого что-то сжималось в груди. Уехать бы сейчас, немедленно, в Тулой, разыскать там Блини…
Будто Блини так и ждет его в Тулоне. Ну и пусть! Он нападет на его след. Он не станет хитрить и лгать ему. Просто скажет, отведя взгляд: «Я завидовал тебе, понял? Ты жил день за днем в этой грязи и не испачкался… Доказательство тому — молодая девушка, которая смотрела на меня с презрением, даже с отвращением, а к тебе сразу пошла навстречу, узнав в тебе — самое себя…»
Он вздрогнул, на миг ему почудилось, что он бредит, — перед ним была яхта, и на палубе в шезлонге сидела Элен в своей обычной позе, с книгой на коленях.
Как будто ничего не произошло, как будто она не унижалась перед сиделкой, как будто не давала Владимиру этого страшного поручения…
Он поднялся по сходням. Она услышала его шаги и тихо спросила, не повернувшись к нему:
— Ну что?
— Ничего.
— Вы не занимались тем, что я вам поручила?
— Пока что нет…
И тут же солгал, чтобы не порвать эту связь, установившуюся между ними:
— Я навел кой-какие справки…
— Это ведь, должно быть, вовсе не трудно! — возразила она.
Звучали ли в ее голосе горечь, отчаяние? Me открылся ли перед ней какой-то совсем новый мир?
— Хотите, я принесу вам что-нибудь поесть? Ему так хотелось сходить для нее на рынок с продуктовой сеткой, как это делал Блини.
— Я уже все купила.
— Значит, вам ничего не нужно?
— Спасибо, ничего.
Она читала или делала вид, что читает. Признание, сделанное ею утром, ничуть не приблизило ее к нему. Напротив, она выбрала его именно потому, что он был для нее самым чужим человеком, которому можно сказать решительно все, так как это не имеет никакого значения.
Владимир спустился к себе. Чуть позже он услышал шаги на палубе и, высунувшись из люка, увидел, что пришла сиделка.
Мадмуазель Бланш казалась взволнованной. Она уселась на крышу рубки, лицом к Элен, и стала шепотом ее расспрашивать. А Элен оставалась спокойной и не отводила глаз от книги.
Сиделка на чем-то настаивала, Бланш, видимо, встревожило это неожиданное спокойствие, она озарилась, будто стараясь найти его причину. И наконец заметила Владимира, не успевшего еще закрыть люк.

Было далеко за полдень, когда он решил пойти к Политу. Элен уже не было на палубе, — видимо, она готовила себе обед в салоне. На молу никого не было — все обедали.
Владимир совсем не думал о сиделке, как вдруг, войдя в ресторан, увидел ее в уголке, сидящей в ожидании кого-то.
— Мсье Владимир! — позвала она. Он уселся с ней рядом и пожал плечами, увидев, как погрустнела Лили, решившая, что это любовное свидание.
— Скажите правду. Она говорила с вами?
— Почему вы так думаете?
— Не лгите. Что-то, несомненно, произошло сегодня. Она стала совсем другой…
Сиделка всматривалась в его лицо. Эта тоже презирает его от всей души!
— Не знаю, что вы хотите сказать…
— Неужели? И вы уверены, что она не просила вас о чем-то, на что вы не согласились?
На ее лице появилось угрожающее выражение.
— Не понимаю.
— Надеюсь. Тем лучше для вас. Ведь если вы это сделаете…
Она встала.
— Вот и все, что я хотела вам сказать. Если вы не поняли — ваше счастье. В таком случае попрошу вас забыть этот разговор, а главное — никому о нем ни слова. Но я по глазам вижу, что вы лжете…
Она вышла. Кое-кто посмотрел ей вслед, так непривычно сурово было ее лицо в этом зале, где всех занимала только еда и выпивка.
— Что вы закажете? — спросила Лили. — У нас сейчас рубцы…
С этой дурочки станется сейчас пойти на кухню, чтобы там поплакать!
Глава 8
— Мсье Владимир!
Лицо русского парня не дрогнуло. Голос повторил громче:
— Мсье Владимир! Месье Владимир!
Только на четвертый раз что-то шевельнулось в этом лице, как бы намекая, что Владимир уже в пути, уже уходит из далекого мира, в который был погружен.
— Мсье Владимир!
Лицо было опухшим, красным и залито потом. Глаза медленно приоткрылись, бесцельный взгляд никак не мог сосредоточиться на шофере, сидевшем на корточках возле люка.
— Чего надо? — пробормотал непослушный язык.
— Хозяйка вас требует.
Владимир все еще не мог проснуться. Он повернулся к стенке, подтянул ноги к подбородку, вздохнул, закрыл глаза…
— Эй, мсье Владимир!
Одним рывком Владимир выпрямился, сел на койке, потер ладонями лицо.
— Который час?
— Десять минут шестого.
— Шестого? Утра? Вечера?
Он это сказал, сам не понимая своих слов, и удивился смеху шофера.
— Ну, вы даете! Здорово приняли вчера, верно? Пять часов дня и еще десять минут, если угодно! Давайте в темпе, хозяйка сегодня не в настроении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41