— Но их никуда не брали.Чиновник, сделав неопределенный жест, сказал несколько слов.— Что он сказал?Соня равнодушно ответила:— Что это не по его ведомству, он передаст письменный запрос.— Он же может позвонить в ГПУ. Телефон стоял тут же, на столе.— Телефон не работает.Чиновник отпил глоток чая.Адиль бей готов был вскочить и уйти. Солнце жгло спину. В кабинете царила неподвижность, которая тяжким грузом давила на плечи.Так тянулось уже три недели. Он принес сюда не меньше пятидесяти папок с делами, но с тем же успехом мог бы их просто сжечь. У него принимали их с улыбкой. Несколько дней спустя сообщали: “Ждем распоряжений из Москвы”.Кто-то вошел в кабинет, и чиновник, откинувшись на спинку стула, завел с вошедшим медленный разговор. Соня, в неизменном черном платье, в маленькой шляпке на светлых волосах, терпеливо ждала со спокойным выражением лица.Сидевшая за другим столом служащая считала на счетах, время от времени, как и чиновник, прерывая работу, чтобы глотнуть чая.Когда посетитель вышел. Соня протянула свои папки, одну за другой, сказав о каждой несколько слов. «— Вы не забудете сказать, что это срочно? — спросил Адиль бей с безнадежным вздохом.— Я сказала. Товарищ заведующий говорит, что дело пойдет быстро.— Спросите еще, не подыскал ли он человека, который будет вести у меня хозяйство?.. Что он ответил?— Что все еще ищет.— Но ведь я все время вижу, как на улице люди просят милостыню.— Значит, они не хотят работать.— А если им сказать, что я буду хорошо платить?— Им, наверно, сказали.— Нет, переведите.Она неохотно выполнила его просьбу, и чиновник с беспомощным видом пожал плечами.— Невероятно, чтобы в городе с тридцатью тысячами жителей нельзя было найти кого-нибудь!— Найдется наверняка.— Спросите также, почему граммофон, который я выписал из Стамбула, прибыл без пластинок.Заведующий, должно быть, понял слово “граммофон”, так как тотчас же что-то сказал.— Что он говорит?— Что пластинки пришлось отправить в Москву, так как среди них были испанские.— Ну так что же?— В учреждениях Батума никто не знает этого языка. Адиль бей встал, стиснув зубы, и сделал усилие, чтобы пожать руку собеседнику.— Идемте! — сказал он секретарше.В коридоре им пришлось перешагивать через людей, спавших на полу в ожидании приема в тот или другой кабинет Они валялись, как кучи тряпья, и даже не возмущались, когда о них спотыкались Выйдя на улицу, они пошли рядом; Адиль бей забыл взять у Сони из рук портфель Был самый тяжелый час. Зной застыл в кольце гор, с Черного моря не доносилось даже легкого дыхания ветерка.Перед итальянским консульством стояла красивая личная машина консула, привлекавшая взгляды еще и потому, что в городе было всего три машины. На затененной террасе второго этажа г-жа Пенделли, в утреннем пеньюаре, занималась с дочерью На плетеном столике виднелись тетради, чернильница, лимонад — Как вы думаете, итальянцы добиваются большего, чем я? — подозрительно спросил Адиль бей.— На это нет оснований Каждый раз повторялось одно и то же — безупречно гладкие ответы, не отвечающие ни на один вопрос.На улицах было мало народу, ни торговли, ни транспорта, то есть того, что делает город городом.Когда-то, должно быть, все эти улочки, как в Стамбуле, Самсуме или Трапезунде, как в любом восточном городе, были полны жизни. Кое-где еще сохранились лавки, они были пусты, окна закрыты ставнями или разбиты, но еще можно было прочитать полустертые вывески на русском, армянском, турецком, грузинском и еврейском языках.Куда же делись шампуры, на которых у входа в рестораны потрескивали, обжариваясь, бараньи шашлыки? Где кузнечные наковальни, где прилавки дельцов-менял? И где сами эти люди в пестрых одеждах, ловившие на пути прохожих, соблазняя их своим товаром?Какие-то смутные тени медленно и покорно появлялись и исчезали в солнечных лучах, какие-то едва различимые фигуры лежали в тени подворотен.Соня и Адиль бей прошли мимо порта, где несколько иностранных судов, сгрудившихся возле нефтепроводов, перегоняли сюда через хребет нефть из Баку, мимо статуи Ленина, хоть и выполненной в полный рост, но казавшейся совсем маленькой человеческой фигуркой, большой Дом профсоюзов и клуб.Соня шла молча, не глядя по сторонам. Она не потеряла терпения даже тогда, когда Адиль бей остановился около старухи, которая, сидя на панели, шарила в помойном ведре и что-то жевала. У нее были распухшие ноги и отвислые, толстые белые щеки.— Неужели ее нигде не кормят? — спросил консул, рассерженный спокойствием секретарши.— Каждый трудящийся зарабатывает себе на еду.— В таком случае, как же вы объясните?..— А работы хватает на всех, — невозмутимо продолжала она.— Но если она не в состоянии работать?— Для таких есть специальные богадельни. Она говорила все это ровным голосом. Адиль бею начинало казаться, будто он бродит по бесплотному миру.— Что вы хотите к обеду?Они уже почти дошли до консульства. Соня уже привыкла покупать ему каждый день еду.— Мне все равно. Кстати, попросите врача зайти ко мне.— Вы больны?Он захотел ответить в ее манере.— Если я приглашаю врача, это, естественно, означает, что я нездоров. — И он вошел в подворотню. Может, он и не был болен, но и здоровым себя не чувствовал. Стоило открыть дверь своей квартиры, как его охватывало отвращение. В передней и кабинете стояла вонь. Дважды он пытался вымыть пол рано утром, но стоило подойти к общему крану на лестничной клетке, как какие-то люди что-то начинали сердито говорить по-русски.Возле этого крана всегда толклись люди. Жильцы мылись не у себя, а в коридоре, и было их невероятно много.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36