Я старался по возможности не поглядывать в их сторону,
зная ревнивый нрав предводителей горцев.
Все они были красавицами: оливковая кожа, темные глаза, высокая
грудь, полные губы. Они вполне могли бы сойти за сестер моей лучезарной
бабушки Катины Пассилидис. Я уверен, точно так же выглядела в девичестве и
моя мать Диана. Очень уж могучими были фамильные гены.
Одна из этих девушек была моею "прапра" много раз прабабушкой. А
Григорий Маркезинис был еще на одно "пра" больше моим многократно "пра"
дедушкой.
Я представился, как состоятельный молодой киприот византийского
происхождения, который путешествует по миру в поисках удовольствий и
приключений. Григорий, чей язык был слегка загрязнен албанскими словами,
очевидно, раньше никогда не встречался с киприотами, поскольку воспринимал
мое произношение как подлинно греческое.
- И где же вам довелось побывать? - поинтересовался он.
- О, - ответил я, - в Сирии и Египте, Ливии и Риме, Париже и
Лиссабоне. И еще я присутствовал на коронации Генриха Восьмого в Лондоне,
после чего посетил Прагу и Вену. А теперь возвращаюсь снова на Восток, в
подвластные туркам места, и решительно настроен, несмотря на весь
сопряженный с этим риск, навестить могилы своих предков в Константинополе.
Он поднял бровь при упоминании о предках. Быстро отрезав большой
ломоть баранины своим кинжалом, он спросил у меня:
- Ваша семья занимала высокое положение в былые дни?
- Я родом из Дукасов.
- Дукасов?
- Дукасов, - мягко повторил я.
- Я сам тоже из рода Дукасов.
- Неужели?
- Вне всякого сомнения!
- Дукасы в Эпире? Как такое могло приключиться? - вскричал я.
- Мы прибыли сюда вместе с Комнинами, после того, как латинские
свиньи овладели Константинополем.
- Ого!
- Вне всякого сомнения!
Он потребовал еще вина, самого лучшего в доме. Когда появились его
дочери, он вскочил, пританцовывая, и начал кричать:
- Родственник! Родственник! Незнакомец оказался родственником!
Поприветствуйте его надлежащим образом!
Я оказался в тесном окружении дочерей Маркезиниса, они едва не
задавили меня своими упругими девичьими грудями и плотными благоухающими
телами. Я же целомудренно обнял их, как и подобало давно позабытому
дальнему родственнику.
Над кружками тягучего, очень старого вина мы стали обсуждать свою
родословную. Я сделал первый шаг, выхватив наугад одного из Дукасов, -
Федора, - и сообщил, что он спасся бегством на Кипр после разгрома
Константинополя в 1204 году и стал основателем нашей ветви. Маркезинис
никоим образом не мог опровергнуть данное утверждение и поэтому принял его
на веру. Я развернул перед ним длинный перечень представителей нашей ветви
рода Дукасов, заполнивших родословную между мною и этим легендарным
Федором, прибегая к широко распространенным византийским именам. Когда я
закончил свой рассказ, то сразу же спросил:
- А вы, Григорий?
Пользуясь своим ножом для того, чтобы нацарапать на поверхности стола
причудливые изгибы генеалогического ствола в наиболее трудных местах,
Маркезинис проследил свое происхождение вплоть до Николая Маркезиниса,
жившего в конце четырнадцатого столетия и женившегося на старшей дочери
Мануила Дукаса из Аргирокастро, добавив, что у этого Дукаса были только
дочери и поэтому данная ветвь Дукасов на нем и оборвалась. От Мануила
Маркезинис стал неторопливо прослеживать род Дукасов до самого изгнания их
из Византии в результате Четвертого Крестового Похода. Того Дукаса, от
которого он вел свое происхождение и который бежал в Албанию, звали как он
сказал, Симеоном.
При упоминании этого имени все мои гены прямо-таки взбунтовались в
отчаяньи.
- Симеоном? - переспросил я. - Вы имеете в виду Симеона Дукаса
высокого или того, другого?
- Разве их было два? Откуда вам это известно?
С раскрасневшимися щеками я пустился в импровизацию.
- Я должен вам признаться, я ревниво изучаю родословную всего нашего
рода Дукасов. В эти места за Комнинами последовали два Симеона Дукаса,
Симеон высокий и еще один, скорее всего, ростом пониже.
- Мне лично об этом ничего неизвестно, - сказал Маркезинис. - Мне еще
в детстве поведали, что предка моего звали Симеоном, а отцом его был
Никифор, чей дворец стоял невдалеке от церкви Святой Феодосии на берегу
залива Золотой Рог. Венецианцы сожгли дворец Никифора, когда овладели
городом в 1204 году. А отцом Никифора... - тут он задумался, тряхнул
нерешительно головой и произнес печально. - Я не помню имени отца
Никифора. Да, я позабыл имя отца Никифора. Звали его Львом? Михаилом?
Василием? Забыл. Слишком сильно, по-видимому, ударило мне в голову вино.
- Ну, это не имеет такого уж большого значения, - поспешил успокоить
его я. С родословной, прослеженной до самого Константинополя, я уже не
предвидел особых трудностей на своем пути.
- Роман? Иоанн? Исаак? Так и крутится у меня в голове, но и без него
в моей голове так много имен... так много имен...
Все еще бормоча себе под нос различные имена, он прямо за столом и
уснул.
Одна из его темноглазых дочерей провела меня в отведенную для меня
спальню. Теперь можно было шунтироваться, ведь я разузнал все, ради чего
сюда прибыл. Но мне показалось верхом непочтительности исчезнуть, словно
воришка, и поэтому я предпочел провести эту ночь под крышей своего
многократно "прапра" дедушки. Я разделся, задул свечу и лег на кровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99