«Дорогой Президент Эйзенхауэр». «Дорогой Папа Джон». «Дорогой Генеральный Секретарь Хаммершельд». Раньше довольно часто, а в последние годы реже, он рассылал эти письма в дальние уголки земного шара. Порывистые односторонние усилия наладить контакт с глухим миром. Посмотрим несколько таких документов. «Вы говорите, губернатор Рокфеллер, что „с увеличением количества ядерного оружия наша безопасность зависит от достоверности нашего желания сохранить ее. Как официальные лица и как граждане, мы отвечаем за сохранение наших жизней и защиту здоровья людей. Попытку изоляции нельзя извинить утверждением, что ядерная война — это трагедия и мы всеми возможными способами должны бороться за сохранение мира“. Позвольте мне не согласиться. Ваша программа бомбоубежища, Губернатор, — проект морально истощенного разума. Направлять энергию и ресурсы от поисков длительного мира к этой схеме устрицы-в-песке, я думаю, глупая и опасная политика…» В ответ губернатор послал свою благодарность и копию той самой речи, против которой протестовал Селиг. Кто ожидал большего? «Мистер Никсон, вся ваша компания основана на теории, что Америка не слишком цвела при Президенте Эйзенхауэре, и поэтому пусть так и остается еще на несколько лет. Для меня вы похожи на Фауста, оплакивающего прошедший момент. (Я для вас слишком безграмотен, господин вице-президент?) Пожалуйста, имейте в виду, что когда Фауст произносит эти слова, Мефистофель готовится забрать его душу. Вам, правда, кажется, что это постоянство в истории так приятно, что нужно навсегда остановить часы? Прислушайтесь к боли земли. Прислушайтесь к голосам негров с Миссисипи, плачу голодных детей фабричных рабочих, уволенных вследствие спада производства, прислушайтесь…» «Уважаемая госпожа Хемингуэй, позвольте мне, пожалуйста, присоединить мои слова к тысячам выражений скорби по поводу смерти вашего мужа. Храбрость, показанная им перед лицом жизненной ситуации, которая стала невыносимой и нестерпимой, является примером для тех, кто…» Уважаемый доктор Бубер… Уважаемый профессор Тойнби… Уважаемый президент Неру… Уважаемый господин Паунд, Весь цивилизованный мир радуется вместе с вами вашему освобождению от жестокого и неестественного заключения, которое… Уважаемый лорд Рассел… Уважаемый Председатель Хрущев… Уважаемый Малро… уважаемый… уважаемый…»
Замечательная коллекция переписки, вы должны согласиться с этим. Со столь же замечательными ответами. Смотрите, в этом ответе говорится: «Возможно, вы правы», а в этом: «Конечно, недостаток времени не позволяет отвечать отдельно на каждое полученное письмо, но тем не менее будьте уверены, что ваши мысли будут внимательно рассмотрены», а это: «Отошлите этому ублюдку его письмо».
К сожалению здесь нет воображаемых писем, которые он постоянно диктует себе, но никогда не отправляет. «Уважаемый господин Кьеркегор: я полностью согласен с вашим знаменитым высказыванием, уравнивающим „абсурд“ и „тот факт, что с Богом возможно все“ и провозглашающим „Абсурд — не один из факторов, которыми можно пренебречь для правильного понимания; он не идентичен невероятному, неожидаемому, непредвиденному“. В моих собственных опытах с абсурдом…» «Уважаемый господин Шекспир, как вы удачно сказали: „Любовь не есть любовь, которая меняется, когда растет изменение или согнется без подпорки“. И все же ваш сонет вопрошает: если любовь — не любовь, то что тогда это чувство близости, которое может так нелепо и неожиданно разрушиться из-за пустяка? Если бы вы могли предложить некую альтернативную модель отношений, то…» Поскольку они мимолетны и являются продуктом бродячих импульсов и часто непонятны, мы не можем удовлетворительно относится к такому способу общения. Такие письма производятся Селигом подчас сотнями в час. «Уважаемый господин Джастис Холмс: в вашем издании 1917 года вы установили: „Без колебания признаю, что судьи могут и должны издавать законы, но могут делать это лишь постепенно, переходя от молярного к молекулярному движению“. Эта великолепная метафора, должен признаться, не совсем понятна мне, и…»
Уважаемый господин Селиг, Настоящее состояние мира и жизни в целом — болезненно. Если бы я был врачом и потребовался бы мой совет, я бы ответил: «Создавайте тишину».
Искренне ваш, Серен Кьеркегор (1813-1855)
А вот три папки из толстого бежевого картона. Они не выставлены для публики, поскольку содержат письма более личного характера. При условии, что вы согласны с правилами Дэвида Селига, я берусь процитировать некоторые из них, хотя возможно и не совсем точно. Это его письма к девушкам и частично от девушек, которых он любил или хотел любить. Самое ранее датировано 1959 годом и несет на конверте надпись крупными красными буквами: НЕ ОТПРАВЛЯТЬ. «Дорогая Беверли», начинается оно. Это письмо заполнено неловкими графическими сексуальными представлениями. Селиг, что ты можешь сказать нам об этой Беверли? Ну, она была маленькая, хорошенькая и веснушчатая, с ясной головой и веселым нравом, она сидела передо мной в кабинете биологии. Ее сестра-близнец подлиза Эстел, которая вечно хмурилась и, несмотря на влияние генетики, была столь же плоской, сколь Беверли грудастой. Может поэтому она и хмурилась. Я нравился Эстел и она могла бы переспать со мной, что было бы полезно для моего 15-летнего эго, но я презирал ее. Она казалась уродливой имитацией Беверли, которую я любил. Я любил прогуляться босиком в мозгу Беверли, пока учительница, мисс Мюллер, распиналась о мутациях и хромосомах. Она почти кричала о своем влечении к Виктору Шлицу, крупному костистому рыжему парню с зелеными глазами, который сидел рядом с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65