Клей ликует. Цветные полоски тоже здесь, яркие ленты густых оттенков желтого, коричневого и оранжевого, разделенные более темными цветом.— Да? — спрашивает Клей, и Хенмер отвечает, что это возможно. Они устремляются к планете, кувыркаясь и плавая в атмосфере Юпитера. Они наполняются кристаллами. Их тела насыщаются молекулами алюминия и метана. Ниже и ниже спускаются они, к ледяным пикам, вздымающимся над блеклыми маслянистыми морями, к бурлящим гейзерам и кипящим озерам. Клей расстилается по снежному континенту и лежит, наслаждаясь чувственным прикосновением многотонной атмосферы к его спине. Он превращается в деревянный молоток и бьется в скалистую поверхность планеты, его переполняет счастье, и волны звуков вздымаются к светлым утесам. Он приходит в экстаз. Но затем, сразу после этого, следует потеря: у блистающего Сатурна нет колец.— Несчастный случай, — подтверждает Хенмер. — Ошибка. Это было очень давно.Клей безутешен. Он снова меняет свою структуру и опускается на поверхность Сатурна в облаке снежинок. Сочувствующий Хенмер изгибается, окружая планету, извивается, меняет цвет, вспыхивает золотыми огоньками, поворачивается под разными углами.— Нет, — говорит Клей. — Я тебе благодарен, но это не то.И они устремляются дальше к Урану, к Нептуну, к морозному Плутону.— Это сделали не мы, — говорит Хенмер, — но мы никогда не думали, что кого-то это так расстроит.Плутон скучен. Кружась над ним, Клей видит пять кузенов Хенмера, бродящих в обширном пространстве, летящих из никуда в никуда. Он вопросительно смотрит на Вселенную. Проксион? Ригель? Бетельгейзе?— В другой раз, — бормочет Хенмер.Они возвращаются на Землю. Приземляются. Он снова оказывается в своей оболочке. Он лежит на ровном поле с короткой сине-зеленой травкой, над ним нависает гигантский треугольный монолит с вершиной, похожей на вилку, сквозь зубцы которой изливается бурлящая река и падает с высоты сотен, а может и тысяч футов громады ониксовой плиты в круглый бассейн. Он дрожит. Путешествие истощило его силы. Немного отдохнув, он садится; сжимает щеки ладонями и глубоко вздыхает. Мир стремительно вращается. Его юпитерианская радость борется с печалью об утраченных кольцах Сатурна. Меркурий. Возлюбленные старые континенты, родная карта, проколотые иглами времени.Воздух влажен и прозрачен, он слышит далекую музыку. Хенмер стоит на краю бассейна в раздумье.Или это не Хенмер? Когда он обернулся, Клей заметил разницу. На гладкой, словно восковой грудной клетке возникли две груди. Маленькие, как у только что повзрослевшей девушки. Их венчали крошечные розовые соски. Бедра Хенмера стали шире. Вертикальный кармашек у основания живота сузился в щель. Полусфера мошонки под ним исчезла. Это не Хенмер. Это женщина рода Хенмера.— Я — Хенмер, — говорит она Клею.— Хенмер был мужчиной.— Хенмер и есть мужчина. Я — Хенмер.Она идет к Клею. Походка ее тоже не хенмеровская: вместо его свободного переливания, более органичное движение, такое же жидкое, но не такое гибкое. Она говорит:— Мое тело изменилось, но я Хенмер. Я тебя люблю. Давай отметим наше совместное путешествие? Это — обычай.— А другой Хенмер ушел навсегда?— Ничто не уходит навсегда. Все возвращается.Меркурий. Кольца Сатурна. Стамбул. Рим.Клей цепенеет. Он молчит миллион лет.— Будешь праздновать со мной?— Как?— Единением тел.— Секс, — произносит Клей. — Значит он не устарел.Хенмер мило улыбается. Она мгновенно простирается на земле. Растения вокруг вздыхают, дрожат и раскачиваются. На их вершинах открываются отверстия, и в воздух взлетают переливчатые капельки. Распространяется нежный аромат. Он возбуждает желание: Клей остро сознает жесткость своего члена. Хенмер сгибает колени. Она раздвигает бедра, и он изучает ожидающие ворота между ними.— Да, — шепчет она.В совершенном изумлении он накрывает ее тело своим. Ладони его, скользнув вниз, сжимают ее прохладные ровные шелковые ягодицы. Хенмер краснеет; ее прозрачные веки стали молочными, так что алый блеск глаз затуманился; когда его скользнувшая вверх рука начинает ласкать ее грудь, он чувствует, как твердеют ее соски и потрясается чудом неизменности определенных вещей. Человечество за минуту облетает солнечную систему, птицы разговаривают, растения участвуют в человеческих наслаждениях, континенты смешиваются, Вселенная — буря великолепных красок и чарующих запахов, — и все же в этом золотом, кремовом и лиловом чуде усовершенствованного мира происходит старое, как сам мир, действо. Оно кажется таким неподходящим. С подавленным криком он входит в нее и начинает двигаться — быстрый поршень во влажной камере, — и ему вовсе не кажется странным, что скоро его покидает чувство утраты, которое было с ним с тех пор, как он проснулся. Он кончает с такой быстротой, что это его потрясает, но она напевает тихую песню, и он быстро готов снова и, не смущаясь, они продолжают. Ноги ее обвивают его. Ее таз вибрирует. Она стонет. Она шепчет. Она поет. Он выбирает момент и разрешается еще раз, вызывая в ней бурю ощущений, во время которой ее кожа проходит ряд изменений, она становится то шершавой и щетинистой, то гладкой, как жидкость, то покрывается волнами и, наконец, возвращается к первоначальному положению. В минуту после экстаза он вспоминает про луну. Луна! Где она была, когда они с Хенмером прорезали Космос? Луны там не было. Луны больше нет. Как он мог забыть поискать ее?Они разъединились и легли рядом. Он чувствует себя бодрым и слегка подавленным одновременно. Проходят минуты, прежде чем он решается взглянуть на Хенмер. Она улыбается ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61