— Иногда кому-то удается воспринимать события с различных точек, так, что ли?— У меня много теорий, — сказал он рассеянно, — возможно, одна из них правильная. Важно само по себе видение, а не объяснения. А видение у меня есть.— Вы могли вы использовать это, чтобы сколотить миллионы, — сказал я, обводя взглядом убогое жилище.— Я и использовал.— Нет, я имею в виду по-настоящему гигантское состояние. Рокфеллер плюс Гетти плюс Крез… невиданная дотоле финансовая империя. Власть. Предельная роскошь. Наслаждение. Женщины. Контроль над целыми континентами.— Этого не было в сценарии, — сказал Карваджал.— И вы приняли сценарий.— Сценарий нельзя не принимать. Я думал, вы поняли эту мысль.— Итак, вы делали деньги, много денег, но ничего для себя, вам все было безразлично? Вы просто позволяли деньгам собираться в кучи вокруг вас, как осенние листья?— Они мне были не нужны. Мои желания скромны, а вкусы просты. Я накапливал их, потому что я видел себя играющим на бирже и богатеющим. Я делал то, что видел.— Следуя за сценарием. Не спрашивая, почему. Миллионы долларов. Что вы с ними делали?— Я использовал их так, как видел. Часть я раздал на благотворительность, университетам, политикам.— В соответствии с вашими предпочтениями, или по предопределению сценария, который вы видели?— У меня нет предпочтений, — сказал он спокойно.— А остальные деньги?— Я хранил их. В банке. Что я должен был с ними делать? Они никогда не имели для меня никакого значения. Как вы сказали, безразличны. Миллион долларов, пять миллионов, десять миллионов — просто слова, — в его голос вкрались тоскливые нотки, — а что имеет значение? Что значит ЗНАЧЕНИЕ? Мы просто следуем сценарию, мистер Николс. Вам налить еще стакан воды?— Пожалуйста, — сказал я и миллионер наполнил стакан.Голова у меня кружилась. Я пришел за ответами и получил их, дюжины ответов, каждый из которых породил сотни новых вопросов. И он явно хотел на них отвечать, несмотря на то, что уже отвечал на них в своем видении этого дня. Разговаривая с Карваджалом, я чувствовал, что скольжу между прошлым и будущим, теряюсь в путанице грамматических времен и временных согласовании. А он был полностью спокоен, сидел почти неподвижно, его голос был ровен, иногда почти неслышим, кроме этого особого разрушенного взгляда. Разрушенный, да! Он, должно быть, был зомби, а может и робот. Живя жестко предопределенной, полностью запрограммированной жизнью, никогда не задавая вопросов о мотивах своих действий. Кукла, висящая на нитях своего рокового будущего, двигающаяся детерминированной экзистенциальной пассивностью, которая была мне чужда и сбивала с толку. На мгновение я почувствовал, что жалею его. Затем я подумал, уместна ли моя жалость. Я почувствовал соблазн этой экзистенциальной пассивности, и это было мощное притяжение. Как удобно должно быть жить, подумал я, в мире, свободном от всякой неопределенности.Вдруг он сказал:— Я думаю, что вам пора идти. Я не привык к долгим беседам и, кажется, наша утомила меня.— Извините, я не собирался задерживаться так долго.— Не нужно извиняться. Все случившееся, я видел, должно было быть таким. Так что все в порядке.— Я благодарен, что вы захотели разговаривать со мной так открыто.— Захотел? — сказал он, улыбнувшись. — Опять ЗАХОТЕЛ?— В вашем активном словаре нет этого слова.— Нет. И я собираюсь убрать его из вашего, — он повернулся к двери, отпуская меня. — Скоро мы снова поговорим.— Мне бы хотелось.— Сожалею, что не очень помог вам. Не ответил на вопрос о Поле Куинне. Извините. Ответить на этот вопрос выше моих возможностей. У меня нет информации. Я могу постичь только то, что я постигну, понимаете? Я различаю только свое собственное восприятие будущего, так, будто я смотрю в будущее в перископ, и мой перископ ничего не показывает о выборах будущего года. Многие события, ведущие к выборам, вижу. А самих результатов не вижу, извините.На мгновение он взял мою руку. Я почувствовал поток между нами. Четкую и почти осязаемую реку связи. Я чувствовал сильное напряжение в нем, не просто напряжение беседы, а что-то более глубокое, борьбу за установление и расширение контакта между нами, чтобы подтянуть меня на более глубокий уровень бытия. Сознание этого беспокоило меня. Это продолжалось мгновение, затем исчезло. Я вернулся к одиночеству, чувству отдаленности от него. Он улыбнулся, слегка кивнул мне головой, пожелал удачного возвращения домой и проводил меня в темную сырую прихожую.Только спустя несколько минут, когда я садился в машину, вся мозаика сложилась в единую картину, и я понял, что Карваджал говорил мне, когда мы стояли у дверей. Только тогда я понял природу крайнего предела, управляющего видениями его, которая превратила его в пассивную куклу, которая лишила значения все его действия. Карваджал ВИДЕЛ момент своей смерти. Вот почему он не мог сказать мне, кто будет следующим президентом, информация об этом лежала за пределами его жизни. Это объясняло, почему он шел по жизни, не задавая вопросов, не желая ничего выяснять. Должно быть, уже десятилетия Карваджал жил, зная, как, где и когда он умрет. Абсолютное, несомненное и ужасное знание этого парализовало его волю до такой степени, что обычному человеку и не постичь.Я это понял интуитивно. А я доверяю своей интуиции. Оставалось меньше семнадцати месяцев до его смерти. И неизбежность приближала его к ней, и он принимал ее, продолжая следовать сценарию, не пытаясь ничего изменить. 17 Моя голова кружилась, пока я ехал домой, и продолжала кружиться еще несколько дней. Я чувствовал себя отупевшим, пьяным, отравленным сознанием бесконечных возможностей, безграничных открытий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70