и Д.» на свободный промысел, то Сполдинга должны были перевести в третий класс. Но вместо него назначили Ллойда Просели. — Что тебя беспокоит? — спросил Кеннеди.
Сполдинг немного помедлил и, не донеся кусок пирожка до рта, заговорил:
— Ганимедский контракт. Мне хотелось бы знать, как ты относишься к нему.
— Как к работе, — сказал Кеннеди, — возможно, довольно интересной.
Темные глаза Сполдинга, казалось, буравили его насквозь. С издевкой он повторил:
— Просто как к работе? Интересной работе?
А разве у меня может быть какое-то другое отношение?
— Это самая крупная сделка со времен Иуды, и ты понимаешь это столь же кристально ясно, как и я, — сказал Сполдинг с издевкой, акцентировав любимое выражение Вацински. — Неприкрытый захват стратегически важной территории. А мы должны продать это публике в надлежащем виде.
— А разве имеет значение, какой именно товар мы продаем? — спросил Кеннеди. — Если ты жаждешь повсюду проводить этические границы, то вся фирма окажется вне очерченного круга. У меня самого проходило немало столь же, скажем, темных дел, как и это. Да и у тебя тоже. Взять, к примеру, тот контракт с Объединенными бокситовыми рудниками, над которыми я работал. Мы убеждали кое-кого в Небраске, что источники воды не будут загрязняться. Но то дело местного значения, его можно еще проглотить не подавившись. В случае же с Ганимедом не удастся — слишком многое тут затронуто. Мы продаем оба мира: наш и их.
— Тед, я хочу выйти из игры.
— Отказаться от работы по контракту?
— Нет, совсем уйти из фирмы, — сказал Сполдинг.
Кеннеди некоторое время молча жевал, затем спросил:
— Почему ты все это мне рассказываешь?
— Мне надо с кем-нибудь поделиться, Тед. И я чувствую, что тебе можно верить. Думаю, ты в глубине души на моей стороне. Уверен, Мардж тоже. Она сможет убедить тебя.
— Не надо о Мардж, — сказал Кеннеди со сдерживаемой злостью.
Сполдинг, несмотря на его 28 лет, был сущим молокососом. Некоторые максималисты так и не взрослеют, не в состоянии признать, что жизнь, по существу, есть набор компромиссов внутри компромиссов, среди которых надо вертеться.
— Ты действительно собираешься уйти из фирмы из-за этого контракта?
Сполдинг был так бледен, что казался больным:
— Я собирался уже давно. Сделка следовала за сделкой, но теперь затронуто слишком многое. Грязная игра, Тед, я пытался не вмешиваться ни во что такое, но им понадобилось вытащить меня из четвертого класса и втравить в это дело. Зачем?
— Может, они хотели проверить, как ты будешь реагировать.
— Хорошо, они увидят, — резко заявил Сполдинг. — Я старался вставить слово на сегодняшнем утреннем совещании у Вацински. Кстати, я защищал твое предложение, хоть сам-то ты сдался. Ты видел, как меня поставили на место. Основной ход действий был намечен заранее, Тед.
Кеннеди был спокоен. Он сверхаккуратно смахнул соус с тарелки, думая про себя, что страсти Дейва его не задевают, что он лишь из любопытства выслушивает рассказ Спеллинга о терзающих того муках совести.
— Ты не продумал все это до конца, Дейв. Куда пойдешь? Ты уже не мальчик. Тебе 28 лет, а не поднялся выше четвертого класса. Диноли, вне всякого сомнения, тебя внесет в черные списки. И ни за что тебе не устроиться нигде по нашей линии или в рекламе.
— Я и не стремлюсь. Было бы глупо удрать от Диноли и попасть в такое же по сути заведение, разве что поменьше масштабом.
— И в другом месте тебе тоже не удалось бы устроиться. Диноли — человек влиятельный. И ему не нравится, когда люди уходят от него, проработав всего три года, — сказал Кеннеди.
— Ты не понимаешь. Я не желаю устраиваться на службу. Мне всегда хотелось стать писателем, Тед. Теперь у меня есть шанс.
— Сценаристом на видео? У Диноли и там рука. Он тебя…
— Нет, не на видео. Я имею в виду писать книги, Тед.
И тут только Кеннеди понял, что глаза Сполдинга сверкали не только юношеским задором, но и светились фанатической убежденностью.
— Книги? На них не проживешь, — сказал Кеннеди. — Разве возможно существовать, имея две или три тысячи в год? Да и то, это в случае, если тебе сразу повезет.
— Мне бы хватило, если так, — пожал плечами Сполдинг. — А ты что, жениться не собираешься? Разве ты никого не имеешь на примете?
— У меня есть любимая, — спокойно ответил Сполдинг, — но она может подождать. Она уже и так давно ждет.
Кеннеди внимательно вгляделся в худое, по-особому напряженное лицо молодого человека.
— Ты больше никому в агентстве не намекал, что собираешься уйти?
Сполдинг покачал головой.
— Я надеялся, что на сегодняшнем утреннем совещании что-нибудь можно будет изменить. Но ничего не вышло.
— Послушай, Дейв. Подожди немного. Неделю, две, может быть — месяц. Не решай в спешке, — Кеннеди сам себе удивлялся, зачем он так старался убедить Сполдинга остаться, ведь тот абсолютно не подходил для работы в «С. и Д.», которую к тому же ненавидел. — Подумай еще немного о своем шаге, прежде чем его совершить. Как только ты уйдешь от Диноли, пропадешь навсегда.
Сполдинг в задумчивости опустил глаза. После долгого молчания сказал:
— В чем-то ты и прав. Продержусь две недели. Хотя бы для того, чтобы еще раз попытаться изменить ведения контракта к лучшему. Если же ничего не выйдет, я уволюсь.
— Разумное решение, мальчик. — Кеннеди сразу же пожалел о вырвавшемся покровительственном обращении «мальчик», но было уже поздно.
Сполдинг ухмыльнулся:
— А ты-то уж тут навсегда устроился? Купился целиком и полностью за добродетели Лу Диноли?
— Он, конечно, не святой, — сказал Кеннеди, — но и я тоже. В наше время святость не окупается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50