И можете вернуться и послужить своему народу в будущем. Польза же от мученика весьма ограниченна, связана с определенным моментом, не правда ли?
– Вынужден с вами не согласиться, – вкрадчиво возразил Овидий. – Если человек желает быть героем, ему надо твердо стоять на своем и не бежать от последствий. Но какой разумный человек желает быть героем? Вы правильно сделали, друг Войтленд! Идите, пируйте, веселитесь, живите долго и счастливо!
– Ты издеваешься надо мной! – обвиняя он Овидия.
– Я не издеваюсь. Я утешаю. Я развлекаю. Но не издеваюсь.
Ночами его преследовал колокольный звон, далекий смех. Воспаленным воображением владели смутные фигуры, ведьмы, упыри.
– Помогите мне! – взмолился он. – Зачем я брал вас с собой, если от вас нет помощи?
– Мы стараемся, – ответил Хемингуэй. – Мы согласны, что ты поступил разумно.
– Все это слова, чтобы меня успокоить. Вы не искренни…
– Лучше сформулировать иначе, – деликатно вмешался Хуан. – Том, ты был обязав спасти себя. Таким образом, ты внес неоценимый вклад в наше общее дело. Ведь нас всех, возможно, уже уничтожили?
– Да, да.
– Так чего бы ты добился, оставшись? Своей смерти? Ну отвлекись от ложного героизма! – Хуан покачал головой. – Руководитель в изгнании лучше, чем руководитель в могиле. Ты можешь направлять борьбу с Ригеля, если вас нет. Главное – чувствовать динамику ситуации.
– Ты объясняешь так логично, Хуан.
– Мы всегда понимали друг друга…
Войтленд активировал куб отца.
– А ты что скажешь? Что мне надо было делать – оставаться или уходить?
– Может быть, оставаться, может быть, уходить. Как я могу решать за тебя? Безусловно, практичнее было спастись. Остаться было бы драматичнее.
– Марк?
– Я бы дрался до конца. Зубами, когтями… Но это я. Наверное, ты поступил правильно, папа. То есть, для тебя это правильно.
Войтленд нахмурился.
– Переставь говорить загадками. Скажи прямо – ты меня презираешь?
– Ты же знаешь, что нет, – ответил Марк.

Кубики утешили его. Вскоре от стал спать более крепко, обрел покой.
– В последние дни тебе лучше, – заметив Лидия.
– Наконец отделался от сознания вины, – проговорила Линкс.
– Стоило лишь по-другому взглянуть на внутреннюю логику событий, сказал Хуан.
– Надеюсь, теперь тебе все ясно? Может быть, ты думал, что боишься, думал, что спасаешься бегством, но в самом деле ты оказывал услугу республике.
Войтленд ухмыльнулся.
– То есть, я поступил правильно, исходя из неправильных соображений?
– Именно. Именно.
– Главное – что ты можешь внести большой вклад в наше дело, – раздался голос отца. – Ты еще молод. У тебя есть время вернуть утраченное.
– Да. Безусловно.
– А не погибнуть героической, но бессмысленной смертью, – заключил Хуан.
– Но, с другой стороны, – внезапно сказал Марк, – ты планировал свое спасение загодя. Специально готовил записи, выбирал знаменитостей, которых хотел взять…
Войтленд нахмурился.
– Что ты этим…
– Словно давно принял решение броситься наутек при первых признаках опасности, – продолжила Линкс.
– Их слова не лишены смысла, – сказал отец. – Одно дело разумная самозащита, и совсем другое – неумеренная забота о собственном благополучии.
– Я не хочу сказать, что тебе следовало остаться и погибнуть, промолвила Лидия.
– Я такого никогда не скажу. Но все равно…
– Погодите? – возмутился Войтленд. Кубики неожиданно оборачивались против него. – Что вы несете?!
– Ну и уж из чисто спортивного интереса… – продолжал Хуан. – Если бы стало известно, как заблаговременно ты готовил путь к спасению, с какими удобствами ты направляешься в изгнание…
– Вы должны помогать мне! – закричал Войтленд. – К чему все это? Чего вы хотите добиться?
– Ты знаешь, что мы любим тебя, – сказала Лидия.
– Нам больно видеть твое заблуждение, – произнесла Линкс.
– Разве ты не собирался бежать? – спросил Марк.
– Перестаньте! Остановитесь!
– Исключительно из спортивного интереса…
Войтленд кинулся в рубку и вытащил кубик Хуана.
– Мы пытаемся объяснить тебе, дорогой…
Он вытащил куб Лидии, куб Марка, куб Линкс, куб отца.
На корабле воцарилась тишина.
Войтленд скорчился, задыхаясь, и ждал, пока утихнет раскалывающей голову крик.

Через час, взяв себя в руки, он включил передатчик и настроился на частоту, которую могло бы использовать подполье. Раздался шорох, потрескивание, затем настороженный голос произнес:
– Четыре девять восемь три, принимаем ваш сигнал. Кто вы?
– Войтленд. Президент Войтленд. Я хочу говорить с Хуаном. Вызовите мне Хуана.
– Подождите.
Войтленд ждал. Пощелкивания, гудение, треск.
– Вы слушаете? – раздался голос. – Мы вызвали его. Но говорите быстро. Ему некогда.
– Ну, кто это? – голос Хуана.
– Том. Том Войтленд. Хуан!
– Это в самом деле ты? – холодно, за тысячи парсеков, в другой вселенной. – Наслаждаешься путешествием, Том?
– Я должен был связаться с тобой. Узнать… узнать, как дела, что с нашими… Как Марк, Лидия, ты…
– Марка нет. Убит при попытке застрелить Мак-Аллистера. Лидия и Линкс в тюрьме. Большинство других мертвы. Нас не больше десятка, мы обложены. Разумеется, остался ты.
– Да.
– Сволочь, – тихо проговорил Хуан. – Подлая сволочь. Мы приняли на себя огонь, а ты забрался в корабль и улетел.
– Меня бы тоже убили, Хуан. За мной гнались. Я едва ушел.
– Ты должен был остаться.
– Нет. Нет. Ты говорил другое! Ты говорил, что я прав, что я послужу символом борьбы, воодушевляя…
– Я это говорил?!
– Да! – настаивал Войтленд. – Вернее, твой кубик.
– Убирайся к черту, – сказал Хуан. – Полоумный мерзавец.
– Твоя матрица. Мы обсуждали… ты объяснял…
– Ты сошел с ума, Том?
1 2 3 4 5