Прямо напротив него, подпирая стенку
ближайшего здания, расположились трое молодых парней.
- Вы не подскажете, где должно состояться собрание жителей этого
квартала? - спросил у них Уолтон.
- Пройдите по улице чуть дальше и поверните налево. Вы, часом, не
репортер?
- Нет. Просто любопытный обыватель, - ответил Уолтон. - Спасибо за
разъяснение.
Было совсем нетрудно догадаться, где именно должно состояться
собрание. Уолтон увидел довольно-таки многолюдную очередь перед входом в
массивное здание чуть в стороне от 382-ой улицы, состоящую из весьма
агрессивно настроенных мужчин и женщин. Он влился в толпу и вскоре
обнаружил, что его буквально внесли во вместительный зрительный зал.
Увидев такое скопление людей, Уолтон явно занервничал и с немалым
трудом отыскал для себя свободное место прямо посреди зала, о древности
которого говорили старомодная облицовка стен коричневыми пористыми
плитками из губчатого пластика и множество рядов деревянных откидывающихся
кресел. Какой-то мужчина возился на сцене с микрофоном. Из многочисленных
репродукторов раздалось резкое металлическое завывание - акустические
свойства помещения явно никуда не годились.
- Проверка звука. Проверка. Один-два-три...
- Полный порядок, Макс! - громко выкрикнул кто-то из самых задних
рядов.
Уолтон даже не повернул головы, чтобы поглядеть на кричавшего.
Зал мало-помалу наполнялся ровным гулом сотен приглушенных голосов
переговаривавшихся между собой участников собрания. Было всего 18.15, до
начала митинга оставалось еще целых пятнадцать минут, однако зал был уже
заполнен почти до отказа, а на улицах дожидалась своей очереди пройти
внутрь еще, наверное тысяча местных жителей.
Пятнадцать минут текли очень медленно. Уолтон внимательно
прислушивался к разговорам - ситуацию на Венере никто не обсуждал.
По-видимому, установленная им система цензуры работала вполне эффективно.
Он дал строгий приказ Перси хранить полное молчание о катастрофе на Венере
до выхода новостей в 21.00. К тому времени сознание большинства будет уже
обработано сублимированной пропагандой при просмотре развлекательной
калейдограммы, которая выйдет в эфир в 20.00, и реакция людей окажется
куда более сдержанной. Уолтон, во всяком случае, очень на это надеялся.
Кроме того, более раннее сообщение о случившемся может значительно
усложнить то сугубо частное расследование, которое проводил Уолтон,
решившись прийти на это собрание.
Ровно в 18.30 на сцену вышел высокий мужчина средних лет. Он схватил
микрофон, будто это был тонкий прутик, и произнес:
- Люди, привет! Рад встретиться сегодня с вами. Это очень важное
собрание для всех нас. На тот случай, если не все меня знают, а я здесь
вижу не так уж мало новых лиц, - позвольте представиться: Дэйв Формен,
председатель правления ассоциации жителей 382-ой улицы Вест-Сайда. У меня
есть еще и совсем небольшой бизнес на стороне, только для того, чтобы
платить за аренду помещения (смех в зале).
- Как обычно бывает на подобных собраниях, - продолжал Формен, - мы
сначала проведем небольшую дискуссию по наиболее наболевшим вопросам в
группе специально отобранных для этого участников, а затем я стану давать
слово для выступлений с мест. Сегодня участвовать в дискуссии приглашены
люди, которых вы все прекрасно знаете, - Сэди Харгрив, Доминик Кампобелло,
Руди Штейнфелд. Прошу сюда, друзья мои.
На сцену один за другим робко поднялись весьма смущенные привлекаемым
к себе вниманием участники дискуссии. Сэди Харгрив оказалась невысокой и
плотно сбитой бабенкой со свирепым лицом, Кампобелло - толстеньким и
лысеньким, Штейнфелд - высоким и несколько не от мира сего. Уолтона немало
удивил подбор выступающих. Неужели все это какой-то спектакль? Что-то
непохоже.
Сам он всегда держался в стороне от своего окружения, никогда ничего
не обсуждал со своими соседями по гигантскому комплексу, где проживал, и
долгое время даже не подозревал о существовании общественной жизни в столь
огромных масштабах. Однако, неизвестно даже почему, общественная жизнь как
на дрожжах развивалась в новых поистине исполинских супергородах.
Общественные организации расцвели пышным цветом в каждом жилом комплексе,
в каждом квартале, превратив Нью-Йорк по сути в бесконечно огромный улей,
где роль сотов выполняли смыкавшиеся друг с другом небольшие поселки. "Мне
не мешало бы почаще бывать среди простого люда, - отметил про себя Уолтон.
- Этаким Гарун-аль-Рашидом, проводящим вечера на городских улицах".
- Всем вам привет, черти вы этакие! - агрессивно начала свое
выступление Сэди Харгрив. - Я рада, что могу потрепаться с вами сегодня
вечером. Боже, как мне хочется выговориться, рассказать о наболевшем.
По-моему, это просто безумие - разрешать черт знает кому из космоса
наступать нам на любимые мозоли и тем более становиться нам поперек
дороги. Я лично считаю, что нам обязательно нужно хорошенько проучить эту
несговорчивую планету.
Из зала послышались выкрики:
- Ату их! Ату их! Ну-ка, наддай им, Сэди!
Сэди Харгрив с немалым ораторским искусством предложила на
рассмотрение аудитории три пламенных аргумента в пользу немедленной войны
с Дирной, подкрепляя каждый из них соответствующим эмоциональным взрывом.
Уолтон с возрастающим восхищением наблюдал, как здорово она справляется со
взятой на себя ролью подстрекательницы кровавого конфликта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67