И слава Богу,
иначе у него хватило бы резвости сбросить меня на землю. Я уже не сидел в
седле, а свисал с него, забыв про поводья и шпоры.
Проехав, должно быть, час или два, в этом жалком состоянии, я сделал
вдруг страшное открытие: все три следа пропали. Я смотрел на землю до боли
в глазах, мой страх переходил в ужас, но следов нигде не было. Не веря
глазам своим, я повернул назад, потом вернулся, исследовал каждую пядь
вокруг примятой конем травы. Следами и не пахло. Вернее, они кончались на
том месте, где я стоял. Вероятно, здесь был привал, трава примята в
радиусе пятидесяти футов. И тут мне в глаза бросилось что-то белое. Я
спешился, раздвинул стебли и поднял белый клочок! О ужас! Это была бумага,
в которую я заворачивал свой виргинский табак! Я находился на месте своего
первого ночлега! Не иначе, как гоняясь за собственным следом, два дня
кружил по прерии!
Я чувствовал себя убитым. Как подкошенный, повалился на траву рядом с
мустангом, не испытывая никаких чувств, кроме желания скорейшей смерти.
Не могу сказать, долго ли я пролежал. Видимо, долго, ибо когда
собрался с силами и поднялся, солнце стояло уже далеко на западе. Я
проклял его вместе с этой степью. Меня уже не волновало ни будущее, ни
настоящее. Намотав на руку поводья, я из последних сил вцепился в седло и
в гриву, предоставив коню полную свободу действий. Если бы я сделал это
раньше!
Все, чем запомнились мне эти часы, сводится к тому, что конь
несколько раз шумно всхрапнул и резко поскакал в сторону, противоположную
той, куда его гнал я. Помню еще, что я был близок к искушению разжать
пальцы и повалиться на землю. Ночью я, кажется, слез со своего скакуна.
Одному богу известно, как я провел ее! Рассудок бездействовал, я был на
грани помешательства. А как поутру мне удалось снова очутиться на коне - и
вовсе загадка. Думаю, что усталая лошадь отдыхала лежа, я навалился на
седло и она поднялась вместе со мною.
Перед глазами все плыло и разбивалось вдребезги. Были минуты, когда я
не считал себя живущим на этой земле. Я видел сказочные города, перед
которыми отступила бы фантазия самого гениального художника: башенки,
купола, колоннады, поднимающие небесный свод; моря, бьющие в берег золотым
прибоем; парящие в воздухе сады с невиданными плодами. Но я не мог
протянуть к ним руки. Малейшее движение причиняло страшную боль. Внутри у
меня было адское пекло, язык и небо заскорузли, ноги и руки уже не
принадлежали телу.
Что-то глухо ударяло в голову, в уши. Это напоминало стоны, хриплые
стоны, терзающие мой слух. Возможно, их издавал я сам. Кажется, я ломился
сквозь какие-то ветви, помню треск сучьев и свою судорожную попытку
ухватиться за что-то рукой, то ли за седло, то ли за гриву. А потом -
сокрушительный удар.
Я лежал на траве, на берегу узкой, но глубокой реки. Неподалеку стоял
мой мустанг, рядом с ним - какой-то человек. Он скрестил на груди руки, в
одной из них была зажата охотничья фляжка в соломенной оплетке. Больше я
ничего разглядеть не мог: не было сил подняться. Внутри все пылало, но
одежда прохладно липла к телу.
- Где я? - услышал я собственный хрип.
- То, что вы _н_а_д_, а не _п_о_д_ водой - вина не ваша.
Мужчина загоготал. Каждый звук его голоса был невыносимо противен,
отдавался в ушах. Но я понимал, что он мой спаситель, что это он вытащил
меня из реки, куда я безвольно скатился через голову обезумевшего от жажды
мустанга. Я бы утонул, если бы не этот незнакомец. Он же с помощью виски
вывел меня из смертельного забытья. Но даже если бы он спасал мне жизнь
десять раз подряд, я не в силах был бы преодолеть невыразимой антипатии к
нему! Я не мог на него смотреть!
- А вас, вроде, не очень радует мое общество, - ухмыльнулся он, не
спуская с меня глаз.
- Больше ста часов я не видел ни одной человеческой души, не пробовал
ни крошки, ни капли...
- Вы лжете! - снова загоготал он. - Вы изрядно отхлебнули из моей
фляжки. Вернее, я сам влил кой-чего вам в пасть. Откуда вы? Лошадь-то не
ваша.
- Мистера Нила.
- Чья?
- Мистера Нила.
- Как же от мистера Нила вас угораздило попасть на берег Хасинто?
Отсюда до его плантации добрых семьдесят миль через прерии! Может, просто
дали тягу? А? С мустангом-то?
- Заблудился. Четыре дня ни крошки во рту.
Больше я не мог говорить, слабость и отвращение сомкнули мне губы.
- Ничего себе - ни крошки! Это в техасских-то прериях, где на каждом
шагу острова! - расхохотался незнакомец. - Я вижу, вы джентльмен, вернее,
были им. Ха-ха! Значит, не сумели прокормиться? Не видели пчелок в
воздухе, земляники под ногами?
- Пчелы? Земляника?
- Да из каждых двадцати стволов с дуплами, одно набито, слышите,
набито медом! Вы что, не видели ни одной пчелки?
- Даже если б видел, как бы я без топора добрался до меда. Я ведь
попросту заблудился.
- И как же вас угораздило?
- Гонялся за мустангом.
- Ну и что собираетесь делать?
Он говорил, чуть откинув голову назад, словно избегая моего взгляда.
- К людям хочу, к жилью...
- К людям? - переспросил он с ехидной улыбкой. И отступив на
несколько шагов ворчливо повторил: - К людям! К людям...
Мне было не повернуть головы. Я заметил, что он сделал какое-то
движение. Да. Он вытащил из-за пояса нож и осклабился. Теперь я мог
рассмотреть его получше. Все его ужимки выдавали сильнейшую внутреннюю
борьбу. Он и трех секунд не мог простоять спокойно. Пальцы, как у
сумасшедшего, бегали по лезвию ножа Мне стало ясно, что в голове его зреет
решение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15