"Интересно, а зачем человеку свободное время вообще, - прикидывал Серов, попутно отбивая пальцами на перилах "Турецкий марш", - и нужно ли оно? Убить время, конечно, можно, а вот с какой целью? Просто, чтобы развлечься? Чушь какая-то, - решил про себя Серов, раньше не задумывавшийся над подобными вопросами, - вот залягу сейчас спать, и дело с концом".
Этот гениальный по простоте практического исполнения план был сорван, едва Дмитрий разделся и положил сумку с вещами в тумбочку. В коридоре появилась мать Серова, седая, хотя еще не старая женщина. Она устало и с какой-то тусклой болью в голосе спросила:
- Дима, что ты опять натворил?
- Ничего, - механически ответил Дмитрий. - А что случилось?
- Я не знаю что, - вздохнула мать. - Я этого никогда не знаю, но тебя вызывают в милицию.
- Кто вызывает?
- Вот повестка, - негромко сказала она и протянула Диме подрагивающей рукой повестку, где указывалось, что Серову Дмитрию Александровичу необходимо явиться 22 октября 1971 года к девяти часам утра в УВД к инспектору Л. Чижмину, имея при себе паспорт.
- Странно, - еле выдавил из себя Дима, подсознательно понимая, что ничего странного в этом нет.
Он зашел к себе в комнату, пробежал взглядом по зашарпанному шифоньеру, пружинной кровати и маленькому полированному столику, приютившемуся в углу. Цветная полосатая дорожка на полу и черно-белое небо за окном. Дима задохнулся. К горлу подкатил густой жгучий комок. Он выбежал в прихожую, схватил куртку и выскочил из квартиры, гулко хлопнул дверью.
В городе был час пик. Светофоры на перекрестках азартно пульсировали, словно пытаясь растасовать гигантскую колоду из пешеходов, автомашин и электротранспорта. Дмитрий отрешенно пробился сквозь шевелящийся хвост длинной очереди, вытянувшейся из универсама. Он толкал прохожих, его толкали, но внимания на происходящее вокруг он не обращал. Через десять минут Серов был у набережной - конечной цели его маршрута. Вода, темная и спокойная, размеренно текла по измельчавшему руслу, как будто унося за собой время.
Дмитрий закурил, облокотился на ограждение и невольно начал вспоминать то, о чем пытался забыть.
Дима был единственным сыном в семье. С детских лет отец приучил его к слесарному и токарному ремеслу, а после окончания школы взял к себе на завод учеником токаря. Дмитрий с увлечением читал книги по оружейному делу, мечтал работать творчески, стать знаменитым конструктором-оружейником. Этот энтузиазм поддерживался отцом, который, не затрагивая самолюбия юноши, давал тактичные советы, направляя его по жизни.
Внезапная смерть отца глубоко потрясла Дмитрия. Реальность потеряла для него основной, крепящий стержень. Дима замкнулся, ушел в себя, старался избегать встреч с бывшими одноклассниками. Но жизнь брала свое.
Довольно скоро Серов познакомился на заводе с Севой Никольским, который работал слесарем. Дима никогда не признался бы себе, почему его так тянуло к Никольскому, но иметь товарища, который старше тебя на четыре года (Севе уже исполнилось 22), - это приятно. После работы Сева играл на гитаре в ансамбле при кафе и часто по утрам, встречая на работе приятеля, Дима чувствовал, как от него несет перегаром.
Как-то Сева попросил сделать детали для своего знакомого. Через два дня заказ был выполнен. И вот однажды вечером, после смены...
...Севу, парня высокого и слегка сутулого, Дима заметил, как только миновал вертушку со спящей на складном стульчике бабулей в сером тулупе. "Поджидает, - быстро подумал Серов, - зачем? Сказать, что плохо сделал? Или ему одному скучно тащиться до остановки?"
- Слушай, Димка, - добродушное, немного одутловатое лицо приятеля расплылось в улыбке, - да ты простачок. Ведь получается, что детали ты сделал бесплатно. А так не пойдет.
- Я в деньгах не нуждаюсь, - вспыхнул Дима.
- Э, брось ты! Что за меркантильные мысли? Я имел в виду пригласить тебя вечерком в "Чернильницу".
- Тогда другое дело, - согласился Серов. - Где и во сколько встречаемся?
"Чернильницей" они называли между собой кафе при ДК железнодорожников за голубые разводы на облицованных плиткой стенах, синие скатерти на столах и по некоторым другим причинам, имеющим отношение к ассортименту напитков. В тот вечер уже собралось довольно много народу, была занята большая часть столиков, расположенных тремя правильными рядами. Сева моментально выискал свободные места и приятели присели.
Окунувшись в непривычную атмосферу, Дима начал с интересом осматриваться.
- И давно здесь царит трезвый образ жизни? - осведомился он.
- Со дня открытия, - рассеянно ответил Никольский, нетерпеливо поглядывая на часы.
На огненно-желтой эстраде, расположенной в глубине зала, ударник начал серию хитов, когда двери распахнулись, впустив двух новых посетителей. Один из них был в потертых джинсах, ковбойке с расстегнутой верхней пуговицей, темных полусапожках. На указательном пальце он покручивал номерок от гардероба. Второй тоже выделялся, но отнюдь не одеждой, невыразительной до неприметности. Худые руки и длинные музыкальные пальцы, тонкие черты лица и светлозолотистые волосы.
Они подошли к столику, где расположились Дима с Севой.
- Знакомьтесь, - сказал Никольский после короткого рукопожатия.
- Гена, - представился первый.
- Дмитрий.
- Толик, - покровительственно улыбнулся второй.
- Очень приятно, - пробормотал Серов.
- Надо выпить за знакомство, - предложил Толик. - Гена, сбегай за бутылочкой коньяка, а то пока дождешься эту официантку.
Гена, что-то неодобрительно бурча, отправился в буфет, а Толик опять улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и, положив локти на стол, подпер руками подбородок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68