- окрысился черненький. Он давно присмотрел пиджак Борисова и ждал только, к чему бы прицепиться, чтобы затеять свару. - Кое-что интересное тебе прокурор уже пообещал, а об остальном позаботятся черви могильные!.. Так что, думаю, пиджачок тебе уже ни к чему, а нам с брательником в самый раз на сменку. Так что не возникай, а уважь! - он вплотную придвинулся к Валентину и бесцеремонно щупал борт пиджака. - Три пачки махры, ну и пару упаковок колес потянет, - определил щуплый, перемигнувшись с рыжим.
- Я бы попросил оставить меня в покое! - с негодованием вскричал Борисов, пытаясь отстраниться от темноволосого, хотя и так сидел на краю скамейки, но тот словно присосался к нему. Валентин попробовал оторвать его руку от пиджака и встать, но и это ему не удалось. Противник, как клещ, впился худыми, крючковатыми пальцами в ткань, и казалось, что он скорее оторвет ворот, чем разожмет пальцы. А тут еще рыжий, неизвестно как очутившийся с другой стороны, тоже начал тащить пиджак с Валентина.
- Что вы делаете! - крикнул Борисов, беспомощно пытаясь освободиться, но в тот же миг был опрокинут навзничь коротким тычком кулака рыжего в голову. Упасть со скамьи помешала стена, в которую он буквально влип. Он пытался подняться, громко звал на помощь, но все было напрасно. Отработанные удары кулаком, ребром ладони и ногами сыпались с двух сторон, и Борисов стал медленно сползать в тесный промежуток между стеной и скамьей. Вскоре его колени уперлись в грудь, и он лишился всякой возможности защищаться. "Собратья" почему-то не спешили воспользоваться этим. Причину Борисов, уже жестоко избитый, понял несколько мгновений спустя, когда внезапно получил несколько ударов ногами ниже пояса - в промежность. Он буквально взревел от сумасшедшей боли и, как пружина взвился с пола. Однако удары прекратились. Дверь распахнулась, в бокс ворвались несколько работников СИЗО с деревянными "киянками" в руках. Не вдаваясь в подробности, ради профилактики, они "добавили" всем участникам драки, а затем развели по отдельным помещениям.
* * *
Часам к десяти вечера Борисов наконец-то попал в свою камеру. Прозвучавший на этаже отбой на время избавил его от докучливых расспросов сокамерников.
Сбросив пиджак и рубашку, Борисов умылся, точнее наспех смыл с лица и рук следы крови, потом прилег на свои нары.
Боль, которая при малейшем движении появлялась то в одной, то в другой части тела, мешала ему сосредоточиться, хотя в то же время придавала разбросанным, как бы возникающим по отдельности, мыслям обнаженную ясность и остроту.
"Выхода нет!.. Придется признать вину... Ха!.. Леонов наверняка не ждет такого оборота!.. Ну, я им устрою карнавальную ночь!.. Черт, а чему я, собственно, радуюсь?! Если все повернется к лучшему, то я выйду где-то к пятидесяти. Ужас... Конченный я человек!.. А может, смерть?.. Господи, да за что? - шепотом причитал Борисов, грызя уголок подушки, стараясь не привлекать к себе внимания. - Стоп!.. А кассационная жалоба?.. В любом случае ее должны будут разбирать. Если сейчас дело рассматривает городской суд, то по кассационной жалобе оно должно быть передано в областной, снова теплая искорка забрезжила в его издерганном сознании. - Прежде всего необходимо срочно сменить адвоката... Всем местным - отвод. Они никогда не пойдут против друзей Леонова... Нужно выйти на столичного... Единственный человек, который сможет это сделать - Татьяна. Если все пойдет нормально, тогда в кассационной жалобе надо написать обо всем... Ну, Леонов, погоди!.. Еще не вечер... Торжество справедливости случается... Хоть иногда... Господи, помоги!.. - предвкушение близкого отмщения встряхнуло Валентина, наполнило сердце и радостью, и тревогой. Нервный холодок пробежал по его ноющему от побоев телу. - Сейчас главное все точно вспомнить, - лихорадочно соображал он. - Левую продукцию Леонов наверняка сбывает через магазины Селезнева. У него же приобретает сырье для изготовления вина..." - тут мысли Борисова странным образом переключились на другое - он почувствовал, как голоден, и горестно вздохнул.
Хлеб и кусочек сала, которые он получил утром в боксе, перед поездкой в суд, там же и остались. Тогда ничего не лезло в рот, к тому же он надеялся на жену, которой пообещали разрешить до суда передать ему продукты. Но в последний момент старший конвоя, неизвестно почему, запретил, и остался Борисов несолоно хлебавши.
Резь в желудке заставила его в поисках съестного обшарить всю камеру глазами. На столе что-то темнело. Он, постанывая, поднялся. На его счастье, это оказался небольшой кусок засохшего хлеба. Борисов вздрагивающими руками схватил его и начал жадно грызть.
ГЛАВА ПЯТАЯ
На этот раз Голиков оказался в подъезде своего дома намного позже обычного. Шел первый час ночи. Стараясь поменьше шуметь, он осторожно вставил ключ в замочную скважину и был очень удивлен, открыв дверь, - в прихожей горел свет, а сквозь неплотно прикрытые двери спальни доносился незнакомый детский голос.
Голиков на цыпочках подошел к двери и заглянул в комнату. Миша спал на диване, раскинув ручонки, а возле него на стуле с ногами сидела смутно знакомая девочка лет семи. Она повернула голову, сонно сквозь слипшиеся ресницы посмотрела на вошедшего Голикова к сказала:
- Доброй ночи, дядя Саша... Мою маму отвезли в больницу, и тетя Марина поехала вместе с ней.
- Все понятно, но ты почему не спишь? - склонившись к ней, шепнул ей на ухо Голиков.
- Я подожду, пока вернется тетя Марина, - так же тихо ответила девочка.
- Ясненько, - Голиков прищурился, вспоминая, как же зовут неожиданную гостью, а когда ее имя всплыло в памяти, весело предложил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51